— Шлюхина дочь! — вновь вставил Ярви, когда понял, что охота провалилась.

Ломая кустарник, он направился к дороге, но цепь остановила его.

— Эй, ваше величество, уснули?

— Что?

Эдуард будто очнулся от краткого наваждения. Ему показалось, что он слышит далёкие человеческие голоса. Печаль, звучащая в них, невольно приковывала к себе внимание.

— Хватит ворон считать, вот что! — Ярви грубо дёрнул цепь, призывая напарника следовать за ним. — Пойдём лучше поглядим, что эти мертвяки нам предложат.

Сама мысль о мародёрстве была для Эдуарда оскорбительной. Сначала он хотел возразить, но быстро вспомнил о том бедственном положении, в котором они сами сейчас находились. Нужда оправдала эту низость, но, как только стыд был приглушён, в голове юноши тут же поднялся страх. Страх увидеть глаза, сияющие мёртвым светом. Страх услышать голоса людей, которых уже давно нет среди живых.

— Начнём оттуда.

Ярви указал пальцем в ту сторону, где ещё недавно сидел волк, предаваясь своей отвратительной трапезе. Эдуарду ничего не оставалось, кроме как молча последовать за своим спутником. На юношу вновь накатило знакомое чувство безысходности.

Найти удалось немного. Кто-то старательно обыскал убитых, забрав всё, что представляло ценность. Ни оружия, ни денег, ни обуви у мертвецов не оказалось. Зато с неподатливых, холодных тел удалось снять кое-какую одежду. Конечно, местами она была порвана и заляпана тёмными пятнами сухой крови, но это всё же было лучше, чем жалкие одеяния, доставшиеся беглецам на каторге. Облачившись в платье мертвецов, они как могли утеплили ноги, изрядно мёрзнувшие в соломенных сандалиях, вышедших из-под лёгкой руки Ярви.

Рядом с телегой Эдуард обнаружил в снегу наконечник копья, отломившийся от древка, однако дальше их ждало по-настоящему страшное открытие.

— Нужно отсюда сваливать, — тревожно произнёс Ярви, отступив на пару шагов от очередного мертвеца.

Эдуард проследил за его взглядом и тут же понял, что так встревожило его напарника. Из неглубокого сугроба на них безучастно смотрели широко распахнутые глаза мёртвого орка.

— Нет, — возразил он.

— Нет? — Ярви посмотрел на него, как на безумца.

— Эти люди. — Эдуард окинул рукой занесённых снегом мертвецов. — Мы должны похоронить их.

— Ты, верно, издеваешься, приятель? Да какое нам до них дело?

— А такое. — Голос Эдуарда стал неожиданно твёрдым. — Если ты помнишь, мы уже перешли Красную реку, а это значит, что наши ноги стоят на земле Простора.

— И что с того?

— А то, что эти люди — мои подданные. Я не могу оставлять их на съедение зверям.

— Подданные? — Ярви издал издевательский смешок. — Они перестали ими быть в тот момент, когда твоему папаше отрубили башку. Или ты забыл об этом?

— Я помню. — Скулы Эдуарда напряглись, но он проглотил оскорбление.

— Они мертвы, понимаешь? — уже более серьёзно произнёс Трёхпалый. — И мы присоединимся к ним, если задержимся здесь ещё дольше.

— Мы можем обсуждать это, или мы можем сделать это.

Ярви закатил глаза и издал стон бессилия. Он уже достаточно времени провёл с Эдуардом, чтобы знать, как упрям порой бывает этот парень.

— Ладно, Солис тебя подери, но орков мы трогать не будем. Пускай их воронье жрёт.

Присыпанная ранним снегом, холодная почва у обочины ещё не успела смерзнуться до состояния камня, однако уже поддавалась с трудом. Ярви то и дело останавливался, внимательно прислушиваясь. За каждым деревом ему мерещилась мохнатая фигура орка, целящегося в них из кривого лука.

Когда неглубокие ямы были готовы, беглецы перетащили в них окоченевшие тела. Сверху положили камни, которые едва ли можно было назвать надёжной защитой от дикого зверья, но сейчас Эдуард не хотел об этом думать.

Смеркалось. Погребение было закончено. Начали валить крупные хлопья снега, похожие на белые перья. Ветер изменился, став холодным и кусачим. Небо на севере заволокло тёмными тучами, не сулившими ничего хорошего.

— Надеюсь, теперь ты доволен. — Ярви иронически усмехнулся. — Сюда идёт буран.

Трёхпалый оказался прав. Не успело солнце скрыться за верхушками деревьев на востоке, как на беглецов обрушилась подхваченная ураганным ветром стужа. Снежный шторм нещадно впивался в плоть своими холодными ледяными клыками, словно обладая собственной, злой и неведомой человеку волей.