Публика с презрением относилась к автомобилям, не развивавшим большой скорости, проигрывавшим гонки. Мое честолюбие, поставившее себе цель построить самый быстрый автомобиль на свете, привело меня к четырехцилиндровому мотору. Но об этом позже.

Самым поразительным во всей автомобильной промышленности того времени было чрезмерное внимание к финансам в ущерб качеству. Мне казалось, что это переворачивает наизнанку естественный процесс, требующий, чтобы деньги являлись плодом труда. Второе, что меня удивляло, – это равнодушие всех к усовершенствованию методов производства, если выпускаемый товар приносит определенную прибыль. Одним словом, продукт, по-видимому, изготовлялся не ради тех услуг, которые он оказывал людям, а лишь для того, чтобы заработать побольше денег. Удовлетворял ли он покупателя, это было уже второстепенным делом. Достаточно было сбыть его с рук. На недовольного покупателя смотрели не как на человека, доверием которого злоупотребляли, а как на весьма надоедливую особу или как на объект эксплуатации, из которого можно снова выжать деньги, исправив работу, которую с самого начала нужно было бы сделать как следует. Так, например, весьма мало интересовались дальнейшей судьбой автомобиля после продажи: сколько бензина он расходовал на одну милю, какова была его настоящая мощность. Если он не годился и нужно было заменить отдельные части, тем хуже для владельца. Считалось нормальным продавать отдельные части как можно дороже, исходя из теории, что человек, купив автомобиль, вынужден будет приобретать отдельные части, а потому готов хорошо заплатить за них.

На мой взгляд, автомобильная промышленность работала не на честной основе, не говоря уже об основе научной. Однако в ней дело обстояло не хуже, чем в других отраслях индустрии. То было время расцвета корпоративной Америки. Финансисты, которые до сих пор спекулировали только на железных дорогах, добрались теперь и до всей промышленности. Тогда, как и теперь, я исходил из принципа, что цена, прибыль и вообще все финансовые вопросы сами собой урегулируются, если фабрикант действительно хорошо работает, и что производство нужно начинать сначала в малых размерах и лишь постепенно расширять за счет собственной прибыли. Если прибыли не получается, то для собственника это знак, что он теряет попусту время и не годится для данного дела. До сих пор я не считал нужным менять свой принцип, но очень скоро открыл, что простая формула «делай прилично работу, и она даст доход» в современной деловой жизни считается устаревшей. План, по которому чаще всего работали, состоял в том, чтобы начать с возможно большим капиталом, а затем продать как можно больше акций и облигаций. Что оставалось после продажи акций и за вычетом издержек на посредничество, скрепя сердце пускали на развитие бизнеса. Хорошим бизнесом считался тот, который давал возможность распространить по высокому курсу большое количество ценных бумаг. Акции и облигации – вот что было важно, а не работа. Я, однако, не мог понять, по какому принципу нужно исчислять процент на первоначальный капитал. Дельцы, именующие себя коммерсантами, утверждали, что деньги стоят шесть, пять или четыре процента и что предприниматель, который вкладывает в дело сто пятьдесят тысяч долларов, вправе требовать положенные проценты, поскольку если бы он вложил соответствующую сумму в банк или обратил в ценные бумаги, то получал бы определенный доход. Поэтому прибавка к производственным расходам называется процентом на вложенный капитал. Эта идея является причиной многих банкротств и большинства неудач. Деньги вообще ничего не стоят, так как сами по себе не могут создавать ценности. Их единственная польза в том, что их можно использовать для покупки (или для изготовления орудий). Поэтому деньги стоят ровно столько, сколько можно на них купить (или изготовить), ничуть не больше. Если кто-нибудь думает, что деньги принесут пять или шесть процентов, он должен поместить их туда, где может получить эту прибыль, но капитал, задействованный в деле, – это не будущие проценты или, по крайней мере, не должны ими быть. Он перестает быть деньгами и становится средством производства (или, по крайней мере, должен стать им). Поэтому он стоит столько, сколько производит, а не определенную сумму, которая вычисляется по системе, не имеющей ничего общего с данным бизнесом. Прибыль всегда должна идти за производством, а не предшествовать ему.

Бизнесмены думали тогда, что деньги решают все. Если первая попытка не удалась, рецепт гласил: вложить деньги снова. Так называемое новое финансирование состояло в том, что бросали верные деньги вслед за сомнительными. В большинстве случаев новое финансирование вызывается плохим руководством. Единственная его цель – оплатить труд неумелых управленцев. День расплаты этим только откладывается: новое финансирование – уловка, выдуманная спекулянтами. Все их деньги ни к чему, если они не могут поместить их туда, где действительно работают. Спекулянты воображают, что они с пользой размещают свои деньги. Это заблуждение: они бросают их на ветер.

Промышленник еще долго связан со своим покупателем после заключения сделки. Точнее, с этого момента их отношения только начинаются. Продажа автомобиля означает к тому же своего рода рекомендацию. Если экипаж плохо служит покупателю, то промышленник приобретает самую невыгодную из всех рекламу – недовольного покупателя. В ранний период автомобильной эпохи замечалась склонность смотреть на удачную сделку как на настоящее счастье, а покупателя предоставлять самому себе – это близорукая точка зрения торговых агентов. Они получают за свои продажи проценты, и от них нельзя требовать особенной заботы о покупателе. Ведь торговые агенты ничего уже не могут с них получить. Однако именно здесь мы ввели новшество, которое больше всего говорило в пользу автомобилей «Форд мотор компани». Благодаря цене и качеству мы обеспечили им широкий сбыт. Но мы пошли еще дальше. Кто приобрел наш автомобиль, имел в моих глазах право пользоваться им как можно дольше. Поэтому, если случалась поломка, нашей обязанностью было позаботиться о том, чтобы экипаж как можно скорее был опять исправен. Этот принцип был решающим для успеха автомобилей «форд». У большинства более дорогих машин того времени не было своих ремонтных станций. Если случалась поломка, приходилось обращаться в местную починочную мастерскую, между тем как, по справедливости, следовало бы обратиться к производителю. Счастье для собственника, если владелец мастерской имел приличный выбор запасных частей на своем складе (хотя многие экипажи вовсе не имели заменимых частей). Однако если хозяин мастерской обладал недостаточными сведениями в автомобильном деле и чрезмерной деловой хваткой, то даже небольшая поломка могла привести к длительному простою автомобиля и к огромным счетам, которые непременно нужно было оплатить, чтобы получить экипаж обратно. Починка автомобиля была одно время величайшей опасностью для автомобильной промышленности. В 1910 и 1911 годах каждый владелец автомобиля считался богатым человеком, вытянуть деньги из которого – святое дело. Мы не раз сталкивались с такой ситуацией, но не могли позволить жадным дельцам помешать нашему сбыту.

Но я снова забежал в своем изложении на целые годы вперед. Я хотел сказать только, что перевес финансовых интересов губил принцип служения, так как весь интерес был направлен на сиюминутную прибыль. Если главная цель состоит в том, чтобы заработать денег, то в таком случае завтрашний бизнес приносится в жертву сегодняшнему доллару. Кроме того, у многих бизнесменов я замечал склонность ощущать свою профессию как бремя. Они работают для того, чтобы бросить потом свой бизнес и спокойно жить на ренту – как можно скорее выйти из борьбы. Жизнь представляется им битвой, которой нужно как можно скорее положить конец. Это опять-таки был момент, которого я никак не мог понять. Я думал, напротив, что жизнь заключается не в борьбе, а если в борьбе, то против успокоения, стремления сложить руки, спрятать голову в песок. Если наша цель – покрыться ржавчиной, то нам остается только одно: отдаться нашей внутренней лени; если же наша цель – рост, то нужно каждое утро пробуждаться снова и говорить «нет» сну и лени. Я видел, как многие предприятия разваливались, делаясь тенью своего имени, только потому, что кто-то думал, что ими можно управлять так же, как много лет назад. Жизнь, как я ее понимаю, не остановка, а путешествие. Даже тот, кто думает, что он «остановился отдохнуть», не пребывает в покое, а, по всей вероятности, катится вниз. Все находится в движении и с самого начала было предназначено к этому. Жизнь течет. Мы можем прожить всю жизнь на одной и той же улице и в том же доме, но каждый день будем просыпаться новым человеком.

Из самообмана, что жизнь сражение, которое может быть проиграно каждую минуту из-за ложного хода, проистекает сильное стремление к регулярности. Люди привыкают быть лишь наполовину живыми. Сапожник редко будет использовать новый способ подшивать подошву, ремесленник весьма неохотно переймет новый метод труда. Привычка ведет к инертности, всякое препятствие отпугивает, подобно горю или несчастью. Вспомните, что, когда проводились исследования методов фабричного труда, чтобы научить рабочих экономить энергию и силу, как раз они более всех противились этому. Они подозревали, что все это заговор, чтобы выжать из них еще больше, но сильнее всего они были обеспокоены изменением их привычной работы. Бизнесмены гибнут вместе со своим делом потому, что они привязываются к старым методам торговли и не могут решиться на нововведения. Их встречаешь везде – этих людей, которые не знают, что вчера – это вчера, и которые просыпаются утром с прошлогодними мыслями. Можно было бы установить правило: кто думает, что нашел свой метод, пусть углубится в себя и основательно подумает, не находится ли часть его мозга в летаргическом сне. Опасность таится и подкрадывается к нам вместе с убеждением, что мы «всего достигли в этой жизни». Это означает, что на ближайшем повороте мы будем сброшены.

Кроме того, господствует широко распространенный страх быть смешным. Столько людей боятся, что их сочтут за дураков. Я признаю, что общественное мнение – большая полицейская сила для тех людей, которых нужно держать в узде. Быть может, даже справедливо, что большинство людей не могут обойтись без принуждения со стороны общества. Общественное мнение может, пожалуй, сделать человека лучше, хотя и не в моральном отношении, но как члена общества. Несмотря на это, вовсе не так плохо выглядеть дураком во имя справедливости. Утешительнее всего, что такие дураки живут достаточно долго, чтобы доказать, что они вовсе не дураки, или же долго жить – дело их жизни, показывая этим, что они были правы.

Денежный фактор – стремление извлечь прибыль из каждого капиталовложения и проистекающее отсюда пренебрежение к работе и принципу служения не раз представали передо мной в многообразных формах. Этот фактор оказался виной большинства затруднений. Он был причиной низкой заработной платы: без грамотного управления нельзя платить высокое вознаграждение. А если все стремления не направлены на работу, она не может быть сделана хорошо. Большинство людей желают быть свободными в своей работе. При существующей системе это невозможно. В первое время моей деятельности и я не был свободен – моим мыслям негде было развернуться. Всех обуревало только одно желание – получить как можно больше денег. Работа была на последнем месте. Но самое странное во всем этом – утверждение, что важны деньги, а не труд. Никому не казалось нелогичным, что деньги имеют первостепенное значение. Кажется, все искали кратчайшую дорогу к деньгам и при этом обходили самую прямую – ту, которая ведет к ним через труд.