– Мужчина, я знаю, о чем вы думаете, – рассмеялся Бейкер. – Это и в самом деле минувший день. Mais malheureusement [24] , это то, чего ждут клиенты. Я из-за этого ослом себя чувствую, но это – заработок. – Глаза его были полны веселья, которое своей легкостью начало заражать и Квиллера. – Как вам нравится приемная? Мы только что закончили ее отделку.

– Мне кажется, она что надо, если вам по вкусу сплошное белое, – ответил Квиллер.

– Не белое! – Бейкер преувеличенно содрогнулся. – Это цвет минеральной воды Виши. В нем есть оттенок зелени лука-порея.

– Такого типа дизайн вы и делаете для своих заказчиков? – спросил репортер. – Мы хотели бы сфотографировать один из ваших интерьеров для «Любезной обители». Говорят, вы делаете множество интерьеров на Теплой Топи.

Дизайнер заколебался:

– Не хочу, чтобы вам показалось, будто я не расположен сотрудничать, но, vous savez [25] , мои клиенты не гонятся за рекламой такого рода. И если совсем начистоту, оформление, которое я делаю на Теплой Топи, qu’ est-ce qu’on dit [26] , не стоит освещения в прессе. Я его невысоко ставлю! Все мои клиенты – мещане. Им нравятся стертые клише, предпочтительно французские клише, да и то худшие. Эх, если бы я мог показать вам дизайн с воображением и бесстрашием… Пусть не слишком большого вкуса, но большой самобытности…

– Плохо дело, – сказал Квиллер. – А я-то надеялся, что мы услышим от вас великосветские имена вроде Даксбери или Пеннимана.

– Жаль, – откликнулся дизайнер. – Искренне жаль. А газетчиков я ценю. Фактически не кто иной, как американский репортер, и представил меня в Париже первой моей клиентке – миссис Даксбери. – Он удовлетворенно засмеялся. – Не хотите ли выслушать всю эту сумасшедшую историю? C’est formidable! [27]

– Валяйте. Вы не возражаете, если раскурю трубку?

Бейкер начал рассказ с явным удовольствием:

– Родился я именно тут, в этом городе, на самом-самом дне, если вы понимаете, что я имею в виду. Каким-то образом я получил образование в колледже и закончил его со степенью бакалавра изящных искусств, которая давала мне право – та foi! [28] – работать на дизайнерскую студию, развешивая драпировки. Потому-то я сберег свои гроши и поехал в Париж, в Сорбонну. C’est bien cа [29] . – Лицо дизайнера смягчилось. – И там-то я и был открыт мистером и миссис Даксбери – прекрасной парочкой, котиком и кошечкой.

– А они знали, что вы из их родного города?

– Mais non! [30] Ради моды я говорил по-английски с французским акцентом и отпустил эту вот живописную бородку. Даксбери купили весь этот экзотический наборчик и – хвала им! – пригласил меня оформить их тридцатикомнатный дом на Теплой Топи. После чего все прочие значительные семьи и возжелали заполучить негра-дизайнера Даксбери из Парижа. Французского акцента я не оставлял, vous savez!

– А долго ли вы хранили тайну?

– Это давно не тайна, но, по правде говоря, скольких бы мы этим смущали? Так мы все и наслаждаемся этим маленьким безобидным divertissement [31] . Я притворяюсь французом, а они – не ведающими об этом. C’est parfait! [32]

В офис, неся золоченый поднос, вошла изумительной красоты девушка. На подносе высились изящные чайные чашки, золоченый чайник, лежали ломтики лимона.

– Моя племянница, Верна, – представил ее дизайнер.

– Привет! – бросила она Квиллеру. – Дозрели для кайфа? Лимон или сахар? – У нее не было и следа французского акцента. Она была американизирована, очень молода, но наливала чай с аристократическим изяществом.

– А кто делал дизайн на Теплой Топи до того, как на сцену явились вы?

– Eh bien [33] , – криво улыбнулся дизайнер, – это были Лайк и Старквезер.

Он подождал Квиллеровой реакции, но репортер был мастак скрывать свои чувства за густыми своими усами.

– Вы понимали, что увели у них всех клиентов?

– C’est la vie [34] . Клиенты – народ непостоянный. К тому же они – стадо баранов, особенно на Теплой Топи.

Бейкер был откровенен, и Квиллер решил действовать открыто:

– Как же вышло, что вы не добрались до банковского счета Джорджа Вернига Тейта?

Дизайнер взглянул на племянницу, а она – на него. Затем Джек Бейкер чарующе улыбнулся.