Моя рука легонько коснулась его, выше запястья. Стоило этому случиться, как он отвёл руку в сторону.

– Тебе лучше забыть обо всем и никогда не вспоминать. Для твоего же блага.

Его отстранённое холодное лицо и безучастный менторский тон напоминал учительский.

– Я совершеннолетняя, - стараясь сохранить спокойствие и не показать собственного раздражения, ответила я.
– И сама разберусь, что лучше для моего блага.

Мы уставились друг на друга не моргая, словно в немой дуэли.

Пусть не думает, что, будучи на несколько лет старше, он может решать за других!

– Очень сомневаюсь, - мрачно процедив сквозь зубы, ответил Влад и его лица коснулась неясная тень.

До того, как я успела ответить, он развернулся ко мне спиной, пересёк пространство коридора в два шага, сдёрнул мою куртку с крючка в прихожей, подхватил рюкзак и сунул вещи мне в руки. А затем распахнул входную дверь.

– Всего хорошего, - произнёс он с напором, показывая, что, хочу я того или нет, но разговор окончен.

– Но...
– начала я и замерла, осознавая, что для Влада не имело никого значения, что я скажу. Он принял решение и не собирался его менять. До моего же мнения ему не было никакого дела.

Пылая от злости и раздражения, я вылетела вон.

Задыхаясь от переполняющих меня эмоций, я не заметила, как подлетела к машине, бросила в салон рюкзак и куртку, которые так и сжимала всю дорогу, упала на водительское сидение и рывком завела двигатель.

Чудом развернувшись, не задев стену, я убиралась прочь, подальше от придурка, на которого потратила столько времени, в полном раздрае чувств.

Глава одиннадцатая. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Даже не знаю, как я добралась домой без происшествий, учитывая, что всю дорогу только и делала, что ловила стрелку спидометра, неустанно ползущую вверх, отпускала педаль газа - и снова возвращалась мыслями к румыну, подхватывая нить немого диалога. Где я сначала костерила его на чём свет стоит, затем приводила десяток причин почему он был не прав - во! Всём! Не! Прав!
– и с удовольствием наблюдала, как ему (пусть только в моём воображении) нечего было на это ответить.

Я продолжала рвать и метать до самого вечера, и не могла избавиться от навязчивых мыслей весь следующий день, раз за разом прокручивая разговор у себя в голове.

Как же некстати меня застали на месте преступления, сетовала я. И надо же ему было вернуться именно в тот момент, когда я так уютно расположилась на чужой кровати, роясь в личных вещах.

За это было действительно стыдно, но сделанного не воротишь.

Наверное, именно это привело Влада в бешенство и он не захотел отвечать на мои вопросы, прикрываясь непонятными благими намерениями.

Да уж, не повезло.

Двумя днями позже я раздумывала что делать в этой, откровенно говоря, тупиковой ситуации. Мне всё ещё нужно было знать о событиях рождественского вечера, но Влад чётко дал понять, что, несмотря на то, что он прекрасно осознавал, что я имею в виду, помогать мне не намерен, якобы для моего же блага, а на самом деле наказывая меня за мою наглость, раз уж полицию он, судя по всему, вызывать не собирался. Или это действительно было затруднительно и он просто пожалел усилий.

Уже по привычке я потёрла шею. Вернее, попыталась. Теперь мне приходилось носить шарф и постоянно жаловаться, что меня морозит. Сначала тётя без конца прикладывала к моему лбу ладонь, проверяя, нет ли температуры, но потом, убедившись, что со мной всё в порядке, оставила в покое. Меня и мой новый незаменимый атрибут. Слишком уж отчётливо синяк напоминал пятерню. Страшно представить, что было бы, если бы кто-нибудь увидел.

При воспоминании о давлении на шее вся злость испарялась, будто снег на солнце, уступая место негодованию и возмущению. В памяти всплывало лицо, перекошенное гневом, и мне становилось страшно, и стыдно, и обидно. Пусть я совершила преступление и залезла в чужой дом, но ведь у меня не было по настоящему злого умысла. Зачем было накидываться? Пугать до чёртиков?

Однако, что бы я себе не рассказывала, я всё же чувствовала за собой вину, и потому злиться на Влада было сложно. Приходилось раз за разом напоминать себе, какой он неблагодарный, чёрствый, да ещё, как оказалось, и мстительный.

Да, я провинилась, но ведь тогда, на дороге, я же ему помогла! Мог бы хотя бы выслушать толком, а не выставлять вон, чуть не придушив!

И я снова начинала перемалывать все свои злоключения на жерновах памяти.