Я был сильнее, могущественнее, любим Люцифером больше него, а он позволяет себе поднимать на меня руку. Он был создан лишь для того, то бы защищать мой покой, а вместо этого дает мне указания и читает морали.

Итачи стоял спокойно, с неким ужасом поглядывая на меня… вернее в то, во что я превратился. По его мнению, я стал чудовищем, а он сохранился милым, послушным Ангелочком, несмотря на то, что горит в Аду. Неужели он не понимает, что это конец! Нам больше никогда не суждено возвратиться на Небеса! Мы либо умрем от руки Люцифера, либо будем вечно служить ему! Я и он, как и тысячи Падших Ангелов, обречены! Так почему же мы, когда все остальные наши Падшие братья предались семи смертным грехам, должны продолжать праведную жизнь? Почему бы нам не оставить это в прошлом и жить настоящим, и главное – наслаждаться своим, пусть и проклятым, но существованием?

На небе сверкнула зловещая молния, прокатился громким раскатом гром. Ветер завывал, нагибая к земле одинокие деревья. Я прожигал взглядом Итачи, и мне так и не терпелось убить этого святошу. Обида горела во мне, сжигая внутренности, ведь он всегда мешал мне жить, следуя моим желаниям.

Стиснув зубы, я из последних сил сопротивлялся своим помыслам, ведь нас с ним связывала не только эта недавно зародившаяся ненависть друг к другу, но и более теплые братские чувства. Руки мои затряслись, а он продолжал смотреть на меня, сохраняя удивительное равнодушие и спокойствие.

Я всегда удивлялся его способностью сохранять хладнокровие даже тогда, когда это было просто-напросто не возможно. Он запросто прятал все эмоции, скрывал настоящие чувства, показывая своему неприятелю лишь смертельное равнодушие.

– Ты не вправе отдавать мне приказы и указывать, как мне жить, - наконец прошипел я сквозь зубы, взяв себя в руки.

– Ты погубишь себя, - буркнул ответ брат. – Вспомни, для чего мы спустились. Неужели ради того, чтобы убивать людей, Саске?

– А какая теперь разница-то уже?! Мы больше никогда не станем Ангелами! Больше никогда не поднимемся на Небеса! Так почему мы должны оставаться чёртовыми праведниками?!

– Потому что мы не должны терять собственное «я» и становиться, по сути, людьми.

От его слов я лишь еще больше разозлился:

– Мы не люди! И никогда ими не станем!

– Умоляю, Саске, опомнись, вспомни, кто ты есть на самом деле. Ты ведь не убийца, - взмолился Итачи, сделав шаг навстречу ко мне.

Я взмахнул рукой, и в то же мгновение яркая молния вспыхнула на небе. Начиналась самая настоящая буря.

– Посмотри на меня, - тихо и спокойно произнес я. – Я обладаю такой силой благодаря этим душам. Я способен повелевать стихиями, способен управлять людьми! Я чувствую, как эта сила течет в моих жилах. Я способен еще на не то! Представь, что будет, если мы объединим наши с тобой усилия! Мы сможем свергнуть Люцифера и занять его место! Тогда мы будем царями, императорами, королями, абсолютными монархами, и никто не посмеет давать нам указы и повелевать, что нам делать. Итачи…

– Ты желаешь свергнуть Ангела, которого боготворил и на которого равнялся, Саске! Неужели ты хочешь убить Мадару?…

Брат ужаснулся, сделав несколько шагов назад и, как бы разглядывая меня с ног до головы, пытался найти какую-то важную деталь, которую он всегда упускал из виду. Его черные, спокойные, всегда смотрящие с равнодушием, глаза вдруг вспыхнули красным огнем, точно он готовился дать мне бой. Глупец! Для того, кто поглотил столько человеческих душ, приобретя тем самым поразительную силу, сила моего братца будет сравнима с обыкновенным касанием руки.

– Саске, Михаил с Люцифером воспитывали нас иначе… Мы Ангелы. Ангелы, Саске, не Демоны, не эти мерзкие, жадные и поглощенные ненавистью люди. Ангелы!… Образумься, пока не поздно, иначе мне придется…

– Убить меня? – с презрением загоготал я, наслаждаясь его беспомощностью. – Всё равно не сможешь, и ты сам это прекрасно понимаешь. К тому же, раз разговор зашел о наших воспитателей, хочу тебе напомнить, что один из них стал предателем Отца нашего Всевышнего и сошёл с ума! А мы, дорогой мой братец, стали его последователями. Раз ты имеешь такую сильную веру во всё чистое и следуешь учением нашего святоши Михаила… ах да! – вдруг вспомнил я.
– Мы называли его Хаширамой, и имя это для тебя словно яд… Так о чем это я… Раз ты такой правильный, так почему спустился со мною? Почему повелся у меня на поводу, а не остался преданным Небесам?

Итачи поморщился болезненно, явно не желая вспоминать Хашираму, Мадару и наше прекрасное детство. Это всегда было его слабым местом, которое приносило нестерпимые страдания его «ангельской» души.

– Потому что ты мой брат, - тихо произнёс Итачи, сжав кулаки. – Я не мог бросить своего брата на произвол судьбы…

Я усмехнулся.

– Ты думал, что вечно мог управлять мной, отдавая приказы, точно сопливому мальчишке, каким я был раньше? Я уже не тот наивный ребенок, который верит каждому слову своего брата. У меня есть собственное мнение на всё, и я хочу жить своей жизнью, а не так, как ты мне скажешь.

– Образумься, - умоляюще прошептал Итачи, а глаза его стали, как и прежде, черными и бездонными, отражая только тоску и печаль.

– Раз ты так любишь свои Небеса, то отправляйся туда и моли о прощении. Унижайся, и, быть может, они тебя простят, и заберут обратно, заменив твои обожжённые крылышки новыми.

С этими словами я исчез, оставляя Итачи одного наедине со своими мыслями.

Жить проще, когда рядом нет диктатора. Жить проще, когда у тебя есть неограниченная свобода. Жить проще, когда есть выбор. Но вся эта сладость свободы чувствуется только до тех пор, пора истинные страдания не настигнут одинокую, скитающуюся и пропитанную ненавистью и жадностью душу.