Я шумно вздохнула. Однако это движение принесло с собой нестерпимую головную боль и отрывки воспоминаний.

– Мы оба с тобой немногословны, - устало и нарочито медленно произнес пугающий голос. – Давай покончим с этим быстро, Итачи…

Я нахожусь где-то между реальностью и безумием. Где-то, где время и пространство искажаются, но всё же дают полную картину происходящего. Она развернулась за каким-то барьером, который и отделяет меня от Демонов… Я в невесомости. Я не касаюсь разодранными в кровь ногами земли и не ощущаю ветра. Я могу обходиться без дыхания. Здесь я способна на всё, но, помешанная одной только мыслью, примкнула руками к барьеру, пытаясь сломить его.

Я хочу быть в сею секунду не в безопасности, которую мне обеспечил Итачи, а рядом с ним: по правую руку от него! Мне не боязно умереть с этим Падшим Ангелом! И все те, кто скажет мне затем, что я была безрассудной глупой девчонкой, которая запуталась в собственных чувствах и мыслях, станут объектом моего глубочайшего презрения. Ибо все они будут жалкими и циничными - теми, кто не понимает истинного предназначения человеческой жизни и подлинных чувств.

Однако я нахожусь за барьером, за толстой стеной, по другую сторону от моего Демона, и не могу быть с ним рядом. Я вынуждена наблюдать битву и её дальнейший исход, находясь в абсолютно беспомощном положении. Мне больно осознавать моё бессилие. Я бьюсь, точно птица в клетке, и каждый мой удар по невидимому стеклу отдается сильными порывами ветра снаружи. И Итачи вздрагивает каждый раз, морщится болезненно, пытаясь одновременно скрыть свои чувства от своего врага. У него хорошо получается, но я-то вижу его насквозь.

– Возрожденный Адский Палач и Падший Небесный Судья в одном лице собственной персоной, - тихо прошептал Итачи, внимательно разглядывая своего противника и некогда брата. – Инферно…

Два грациозных существа, походкой дикой кошки двигались по кругу, испепеляя друг друга тяжелыми взглядами. Я билась, кричала, умоляла Итачи освободить меня из плена, но он не отвечал. Игнорировал меня и мои жалкие попытки.

– Ты прекрасно знаешь, что не одолеешь меня. Я по силам сравним с Люцифером, а тут ты… букашка, - равнодушно говорил Инферно, с каким-то надменным презрением рассматривая своего адского собрата. – Раз уж завязался разговор, которого я так старательно избегал, то скажи, отчего ты нарушил единственный закон Ада?

Бледное, равнодушное лицо Итачи скривилось, и вместо ответа на вопрос он бросился в бой…

Я резко вскочила, распахнула глаза, по которым ударил солнечный свет. Голова тут же закружилась, сопровождая сие плохое самочувствие тошнотой. Несколько минут бессмысленного вращения вокруг себя, и мне снова пришлось ощутить это пренеприятное чувство падения и боль от удара.

Я чувствовала себя пьяницей. Я точно отходила от сильнейшего похмелья, привыкая к нелегкой жизни алкоголика. Ком подошёл к горлу, и из сидячего положения я перешла в лежачее. Беспомощная, усталая, убитая горем и болью потери, я вновь смотрела в голубое высокое небо. Я бы взлетела, оказавшись в невесомости, потеряв сознание очередной раз, если бы мою бедную голову вновь не пронзила эта неестественная боль. Снова! Снова воспоминания…

Инферно взмахнул крыльями, оказавшись в нескольких метрах над землей, и с некой грустью и презрением рассматривал полуживого, поверженного Итачи, лежащего на земле. Он был всё еще в сознании и, готова поклясться, смотрел прямиком в мои глаза. Его обожжённые черные крылья были изодраны в клочья, и перья, будто темным дождем, осыпал обгоревшую от огня землю.

Ни травинки, ни единого цветочки или дерева в радиусе нескольких километров. Они превратили это место в пустыню, сгубив всё живое и уничтожив мои надежды на наилучший исход битвы. Земля, вся в громадных расколах, вскипала, плавилась, по ней тянулись тоненькие ручейки горячей лавы, и пар клубнями исходил от неё, образуя в воздухе черный дым и копоть.

Инферно изящно опустился возле Итачи и укоризненно покачал головой, точно собирался отчитать его, как пятилетнего ребенка. Его громадные крылья закутали его тело и в ту же секунду пали на его плечи темным плащом. Длинный хвост обратился посохом, а огромные белые рога стали венком, святящимся небесным светом во мраке.

Инферно встал подле Итачи на колени и нагнулся настолько близко, насколько это ему позволяла собственная гордость и отвращение.

– Что являлось причиной нарушения единственного закона? – громко произнес Адский Палач. – У тебя есть выбор: либо сказать мне эту причину и спокойно умереть на смертной одре моего правосудия, либо я утащу тебя в Ад, как утащил твоего братца, - Инферно помедлил, нагнулся еще ниже, к самому уху Итачи, и зашептал быстро. – Я о нём хорошо заботился несколько столетий в Аду. Ты же сам не понаслышке знаешь, каким тягучем может быть время в Преисподней. Он кричал и молил о смерти, держался до последнего и не выдавал ваш маленький секрет…

– Что… - из последних сил прорычал Итачи, отведя от меня свои красные глаза и с ненавистью взглянув на своего палача, - …что ты с ним сделал?!

– Он умолял, стоя передо мной на коленях. Он умолял, Итачи, и звал тебя на помощь… и звал на помощь Сакуру…

Я вновь вынырнула из страшных воспоминаний! Он звал меня на помощь! Он звал меня! И я с содроганием представляю этот измученный крик, похожий на тот, что я слышала в моем поместье за секунды до нашей разлуки. Этот тягучий, поверженный крик противостояния с самим с собой. Крик страха и отчаяния, боязни заплутать в тех уголках своей души, где, казалось бы, невозможно затеряться. Мой милый Демон в ночи, что красными глазами Ада в тот самый первый раз очаровал меня, надеялся на меня. Надеялся так отчаянно, позабыв о собственной гордыне и тщеславии! Несмотря на то, что я всего лишь смертная, не способная ни на что, кроме как мешаться под ногами, он звал меня! Что нужно было сделать с Саске, каким пыткам придать его тело, душу и сознание, чтобы он встал на колени перед тем существом, перед коим никогда бы не склонил голову, будь он в здравом уме.

И вместе с изумлением, что по сути слабо сказано, проснулось жгучее чувство вины. Мне вдруг показалось, что я была в тот момент рядом с ним, но вновь была заперта в клетке, не имея возможности оказаться полезной и помочь. Я корила себя за свою проклятую беспомощность, ведь когда я звала их, когда моя душа и сердце кричали, то они приходили. Пусть разными дорогами и разными словами, но приходили именно тогда, когда я готова была опустить руки и сдаться на растерзание Судьбы.

Меня просил о помощи не только Саске. Взгляд Итачи, полный ужаса и страха, говорил сам за себя. Он смотрел на меня, как на последнюю надежду; как на то единственное, что всё еще способно излечить его раны и спасти его душу от неминуемой гибели. Эти мечты сгорели тогда передо мной, на моих глазах, под последний шепот проклятого Адского Палача…