Пристально наблюдавшая за дядюшкой Элиза невольно поежилась. Нахмуренные брови, почти сошедшиеся на переносице, напрягшиеся скулы и сурово поджатые губы подчеркнули упрямую линию подбородка и сделали черты Альберта тверже, жестче… и старше. В обычно смеющихся глазах засверкали искры зарождающегося гнева, их глубокая небесная синева угрожающе потемнела, приняв оттенок бушующего моря, а обычно мягкий взгляд вдруг стал острым, холодно-изучающим и напомнил блеск отточенного стального лезвия. Элизе стало не по себе.

«Похоже, я зашла слишком далеко. Да и вообще, все идет не так, как я думала. Пожалуй, будет лучше прекратить этот разговор, а позже попытаться еще раз».

Мысленно успокоив себя, девушка опустила голову и, приняв самый покаянный вид, виновато пробормотала:

– Прошу прощения. Я ни в коем случае не хотела оскорбить или обидеть вас, или сказать, что сомневаюсь в вас и в вашем благоразумии. Наверное, я просто неудачно выразилась. Еще раз прошу меня простить. Пожалуй, мне лучше уйти, пока я снова не сболтнула какую-нибудь глупость и вы не разозлились окончательно. Я и так отняла у вас массу времени, а вы, наверняка, очень заняты. К тому же, я тоже спешу. Я и Дэйзи договорились пойти на прогулку, и я обещала зайти за ней. К тому же, мне нужно вернуть ей газеты, – Элиза кивнула на папку, перевязанную лентой, которую все это время держала в руках, словно подтверждая ею правдивость своих слов.

Сердце Альберта подпрыгнуло в груди, но он постарался не выдать своих чувств.

– Газеты? – переспросил он, стараясь говорить как можно небрежней.

Впрочем, его старания были напрасны. Одержимая желанием поскорее закончить этот так неудачно обернувшийся, по ее мнению, разговор и начинающая терять терпение Элиза совершенно не обратила внимания ни на ошеломление, на мгновение отразившееся на лице ее собеседника, ни на блеснувшие в его глазах искры живейшего интереса, ни на некоторую напряженность в его, пожалуй, слишком спокойном и ровном голосе.

– Ну да. Те самые парижские газеты, в которых написано о Шанталь. Дэйзи дала их мне почитать, но я обещала, что верну их.

– Вот как? А… – Альберт замялся на мгновение, боясь, что его следующая просьба пробудит в ней тот самый ненужный интерес, которого он так хотел избежать. Но в конце концов, искушение немедленно заполучить эти злосчастные свидетельства лживости и порочности женщины, которой он так бездумно и искренне отдал свое сердце, женщины, которую он боготворил и к ногам которой готов был бросить все, что имел, оказалось сильнее, и Альберт, отринув сомнения, решительно произнес. – Ты не могла бы дать мне эти газеты на какое-то время?

– Дать вам газеты? – растерянно пробормотала совершенно ошеломленная этой неожиданной просьбой и странным поведением дядюшки Элиза. – Зачем?

– Было бы любопытно почитать их. Как правило, в газетах пишут не только светские сплетни, но и массу всего другого, – Альберт на ходу придумывал более-менее правдоподобное объяснение своей «неожиданной» просьбе. – Эндрю Дилман – не единственный, кто имеет деловые интересы в Европе. Мои поверенные уже давно предлагают мне вложить деньги в некоторые тамошние предприятия, в том числе, расположенные во Франции. Да и Арчибальд не так давно предлагал мне несколько интересных инвестиционных проектов в Европе. Однако, прежде чем очертя голову вкладывать туда деньги, полагаю, было бы неплохо узнать, что там к чему. Да и вообще, что там происходит на протяжении последних лет.

Все это, конечно же, было полнейшей чушью. Последние четыре года Европа была охвачена огнем войны, в результате чего экономика и торговля многих стран были почти полностью парализованы. Часть предприятий были разорены, большинство находилась на грани краха, а потому о каких-либо выгодных инвестиционных проектах во Франции не могло быть и речи, и Альберт это прекрасно знал. Он испытывал неловкость, почти стыд, за свою неуклюжую и, с его точки зрения, откровенную и наглую ложь, но искать более приемлемый выход из сложившейся ситуации у него не было ни времени, ни возможности. Однако, Элиза, как и следовало ожидать, не разбиралась ни в экономике, ни в политике, и уж точно была далека от тонкостей инвестиционного дела, а потому все ее подозрения о возможных личных причинах столь странной просьбы были мгновенно развеяны этим безупречно логичным, на ее взгляд, объяснением. Тем не менее, она не могла допустить, чтобы кто-то счел ее глупой или несведущей в каком-либо вопросе, пусть даже в таком совершенно не свойственным женщине, а потому постаралась придать своему лицу выражение глубокой осведомленности.

– Понимаю, – произнесла она таким тоном, словно прекрасно знала, о чем идет речь. – Как я сразу об этом не подумала! Разумеется, возьмите. В конце концов, я могу их вернуть Дэйзи и потом. Кроме того, мы все равно планировали пойти на прогулку, а папка только мешала бы. Она довольно тяжелая.

Неторопливым, точно рассчитанным движением, исполненным грации и изящества, она протянула папку Альберту.

– Прекрасно, – в тон ей ответил тот, с трудом скрывая охватившее его радость и облегчение. Но взяв папку, он лишь мельком взглянул на нее и тут же небрежно отложил в сторону. – Я верну их тебе, когда прочитаю. Сейчас у меня есть более важные дела, – эта фраза прозвучала одновременно как извинение и как весьма прозрачный намек.

Поняв это, Элиза поспешила закончить затянувшийся и если не неудавшийся, то явно прошедший не так, как она планировала, разговор.

– Как пожелаете, – мягко и безукоризненно вежливо произнесла она. – А теперь прошу прощения, но мне пора. Я и так слишком задержалась. Дэйзи, должно быть, уже гадает, где я и не случилось ли со мной чего-нибудь. Еще поднимет панику на весь город. Она – прекрасная подруга, но такая чувствительная и так беспокоится обо мне! К тому же, подобное опоздание – непростительная грубость и может обидеть ее. Мне бы этого не хотелось, а значит, следует поспешить, – Элиза поднялась, аккуратно расправила складки платья и, поправив выбившуюся из-под шляпки медную прядку, направилась к двери. У самого порога она обернулась и на прощание еще раз одарила Альберта одной из своих тщательно отрепетированных обольстительных улыбок. – До свидания, дядюшка.