Нельзя сказать, чтобы Берта не замечала взглядов Вилли и не понимала их значения. Она видела, как оживлялось каменное лицо, когда он смотрел на нее, и сердце ее переполнялось надеждой и радостью. Поддерживая разговор, она весело болтала, а глаза ее блестели все ярче под его загорающимся взглядом. Она тоже изголодалась по горячим ласкам, и если б у нее на уме было только это, она бы не постеснялась и начала бы заигрывать с ним. Она не маленькая, ее не стала бы мучить ни совесть, ни девичий страх. Но у нее уже были свои виды на этого человека, и если он об этом еще не догадывается, то скоро узнает. «А пока, — подумала она, посмеиваясь про себя, — если его немножко разбирает — тем лучше. Со мной делается то же самое, так пусть относится ко мне всерьез».

Они пили кофе; Берта оживленно болтала. Она рассказывала о ферме, о том, как трудно управляться по хозяйству одной. Батрака и лошадь мобилизовали. Поля вспаханы кое-как отрядом городских школьников, которые ничего не смыслят в полевых работах. Посевы в этом году взошли поздно — мало удобрений, а ведь только и слышишь, что стране нужно побольше продуктов и долг каждого фермера — увеличить урожай.

— А как? — спросила она, беспомощно рассмеявшись. — Я работаю с раннего утра и до вечера. Я женщина одинокая. Пусть кто-нибудь из этих умников научит меня — как? И разве я виновата, что в январе не было снегу и вся моя рожь померзла?

— Да, вам нужна помощь: в хозяйстве без мужчины не обойтись, — произнес Вилли, и у Берты сладко замерло сердце. Она взглянула на Вилли с застенчивой улыбкой. Но надежды ее оказались тщетными — он больше ничего не сказал. Он вспоминал о том, как двадцать лет назад мечтал завести свою ферму.

— Подумайте только, — после недолгого молчания продолжала Берта, — вот-вот наступит лето. Для урожая теперь главное — как следует обрабатывать поля в эти месяцы. Надо окучивать картошку, надо два раза скосить сено — на ферме ведь ничего само собой не делается. Будь у меня тут хороший работник, сколько бы забот с меня свалилось!

— Да, — сказал Вилли. Он допил кофе и понимал, что согласно приличиям ему пора уходить. Но уходить не хотелось. Он все ждал от нее чего-то такого, что позволит ему быть с ней посмелее, — хотя он и не представлял себе, чего именно. После стольких лет семейной жизни ему приходится ломать голову, как подступиться к женщине!..

— Так что, сами видите, — говорила Берта, — одинокой женщине жить на ферме не сладко.

— Да, — улыбнулся ей Вилли. — Знаете что, — вдруг сказал он, — я всю жизнь жил в городе, но много лет назад мечтал скопить денег и купить ферму.

— Правда? Вы понимаете в хозяйстве?

Вилли покачал головой.

— Нет, но мне всегда казалось, что я полюблю эту работу. Я это надумал, еще когда был во Франции, во время прошлой войны.

— Быть фермером не так просто, надо уметь. Это вам не кнопки нажимать на заводе.

— Знаю. Но я думал, что смогу научиться. Руки у меня хорошие.

— А почему же вы не купили ферму?

— Так и не накопил денег, — с сожалением вздохнул он. — Только начнешь откладывать, как опять остаешься без работы. Я разводил лук в ящике на подоконнике — дальше этого дело не пошло.

— Настоящий фермер! — засмеялась Берта.

Он улыбнулся.

— А что, лук был хороший. — Он неохотно поднялся. — Ну, фрау Линг, мне, пожалуй, пора идти. Я, наверное, засиделся.

— Да нет, нисколечко. Не думайте так. Я очень рада.

— Спасибо за кофе и за… — Он показал на аккордеон. — Знаете, если бы вы захотели продать его, фрау Линг…

— Не могу, — ответила она. — Это память мужа… Но постойте, — добавила она, будто это только что пришло ей в голову, — вы ведь можете иногда приходить и играть.

— Вы не возражаете?

— Мне очень приятно.

— Хорошо… Спасибо вам.

Эта игра кончилась тем, что Вилли вдруг рассмеялся и с такой добродушной веселостью, которой Берта в нем и не подозревала, сказал:

— Я хитрый плут, фрау Линг. Я и не собирался покупать аккордеон. Я просто добивался, чтобы вы пригласили меня заходить, — ну и добился!

Берта тоже рассмеялась. Но, увидев то, что стояло в его глазах, она почувствовала острую жалость.

— Понимаете, мне так… одиноко на заводе, — просто сказал он. — А… сидеть в такой комнате с вами — это… не могу сказать, как это чудесно.

— Да?.. — пробормотала Берта. Она больше не могла скрывать той правды, которую глубоко запрятала в своем сердце, и лицо ее вдруг стало жалобным и по-детски беспомощно откровенным. — Но на заводе вам все же не так одиноко, как мне здесь, герр Веглер. Потому-то я вас и пригласила.

Они замолчали, глядя друг на друга.

— Фрау Линг, — сказал он мягко, даже нежно, как ей показалось. — Фрау Линг…

Губы ее задрожали, она смотрела на него с выражением такой глубокой, такой беспредельной покорности, что Вилли едва совладал с порывом бешеного желания.