«Ты видишь, какая разруха остается после тебя, Роуз? Я просто хочу тебя предупредить: если ты перейдешь хотя бы одному из нас дорогу, то должна будешь расплатиться, лично со мной, Роуз. Ты безобидна, ангелок, но все же, некоторая глупость в твоей голове присутствует…» – Гарри, который видит во мне препятствие их дружбе. Он донес до меня суть, что я не должна быть кем-то из них, и то, что я действительно только под Нильсом.

«Розали, наш договор – ты помнишь его? Тебе не стоит волноваться о том, чего не будет. Роуз, ты равна тем, кто находится рядом с тобой. Правда есть единственная ступень, через которую ты не можешь переступить – это я, Розали…» – Нильс, который не раз говорил мне о власти, подчинении, покорности.

В моей голове все перемешалось, я слышу каждого человека, который предостерегал меня об опасности, но почему я так стремилась сделать его лучше? Потому что верила – отвечаю на свой же вопрос.

Моя спина прогибается, своей грудью и животом, я касаюсь холодной поверхности стола, пропустив на своей коже волну мурашек. Он все еще был рядом и наблюдал за каждым моим действием. Он не трогал меня, но в это же время безжалостно добивал. Он не заставлял меня покорности и не принуждал, я это делала сама.

Как только понимаю, что Нильс начинает двигаться около меня, я молю Господа о том, чтобы Нильс сумел щадить меня. В такой момент можно обезумить от страха, но я пыталась варить в лучшее. Он не коснулся меня, и возможно именно это заставляло меня верить, что не коснется в дальнейшем.

– Боишься? – вдруг спрашивает огрубевшим голосом Нильс, присев около кучи тетрадей и книг, что-то ища. Я не могла сказать ему ответ, он это прекрасно зал и сам. Это было просто бессмысленно. – Так что в тебе, Розали? Паническая атака или страх связан со мной? – спрашивает Нильс, довольно легко, чтобы это было правдой.

Понятия не имею, издевался ли он в этот жуткий и колотящий мое сердце момент, но я лишь уловила его фигуру, которая возвысилась с книгой в руках.

– Страх, – кратко и тихо сказала я. Признала свой страх, перед страхом? Иронично, но мне все равно следует его бояться, он ведь непредсказуем и я сейчас в не лучшем положении.

– Так и должно было быть с самого начала, – я слышала его голос и явную ехидность в словах. Похоже он пытался играть со мной, испытывать терпение. Но зачем? Я ведь сейчас тут, перед ним, в ужасном состоянии, с трясущимися руками и почти без одежды. Это имело смысл?

Я выдохнула. Пусть говорит, что хочет. Это не имеет значение, особенно, когда нет выхода. Я ведь под тобой, Нильс, помнишь?

Ожидая, совершенно незнамо чего, я прижала руки к своей груди, изучая стену с окном. Но мое тело в бешенстве поддается вперед, когда я чувствую оглушительней удар по своим ягодицам, боль чего достала до самого сердце от неожиданности. Я проронила громкий выдох, привстала, от несдержанности, а за тем повернула голову, в сторону парня.

Его ядовитая усмешка не сползала с лица, я руки которые были напряжены, удерживали книгу. Его плечи расправились, как только он заметил мое обескураженный и непонимающий взгляд на себе.

– Я ведь обещал тебе взбучку, верно? – спрашивает он меня, посмотрев глубоко в глаза. Я с сумасшествием, которое доводило меня до клинического потрясения, отвернулась от парня. – И не смей меня винить, Роуз. Ты сама виновата, – добавил он, приблизившись ко мне, склонившись над ухом. – Прими мою щедрость, малышка, что я не взял свой ремень или ивовый прут, – блаженным голосом проговорил он, явно учуяв, как я вздрогнула от его глосса.

Нильс резко отстраняется, и я, было, хотела проследить за его движениями, но мое тело возвысилось над столом, когда книга вновь смогла немилосердно и жестоко пройтись по ягодицам.

– Так все же поблагодаришь меня, или отважишься молчать дальше? – поинтересовался Нильс, после третьего обжигающего удара, и я уже почти подвилась над столом. Его грубая рука нагло вернула меня на место, заставив меня ждать следующего удара.

– Благодарю, – слабо вымолвила я, понимая, что хочу выстоять перед его глазами это ужасное испытание с гордо-выпрямленной грудью. Он унижал меня. Я благодарила его за то, что он бьет меня. Он же посмел вновь приложить силу к удару, и я встрепенулась. Захотелось взвизгнуть, но я до боли прикусила внутреннюю сторону щеки. Он медлил перед каждым ударом, и я прекрасно понимала почему.

Он позволял жару и горячему потоку распространиться по моей коже. И каждый следующий удар приносил мне больше чувствительности, даже если он бил не так сильно. Все пылало и болело, но Нильса совсем не остановила моя благодарность. Он сам не хотел останавливаться. Его слова – закон, обещание – тем более. Обещал – выполнил. Но почему я чувствую себя намного хуже, чем тогда, если он просто сделал бы это утром, когда мы были бы довольны и в прекрасном настроении?

– А ты терпеливая, – заметил он, еще после нескольких ударов, от которых я только дергалась, но не вскрикнула, ни единого звука. – Но мне нужно, чтобы ты кричала, – четко проговорил Нильс, после чего, он с невероятной бесчеловечностью применил силу на мне, и я впервые издала что-то наподобие рыка, смешанным с криком. Теперь мне совсем не хотелось быть покорной. Я боялась оставаться на месте.