– Лучше, чем ты можешь себе представить. Она необычна, доверчива и скромна, хотя мне излишне смогла нагрубить, – закатил глаза мистер Хоффман. – А еще и упертая. Она не отдала конверт Веркоохену, – нахмурился мужчина, сложив руки на груди.

– Может, это Веркоохен проворачивает махинации? – предположил парень, пройдясь своей рукой по густым темным волосам. – Ты не знаешь, на что он способен.

– Знаю, Найджел, знаю. И ведь если бы мисс Прайс отдала бы конверт Веркоохену, тогда бы он первым делом нашел меня. Это не листок с забавой. Для него это будет угрозой, и он бы попытался скрыть от меня девушку, но пока что он свободно гуляет вместе с босоногой по зимнему парку.

Найджел вновь сцепил зубы.

– Сделай так, чтобы он узнал. Я хочу, чтобы он испугался. Я хочу отнять у него Розали, как он отнимает победу у меня. Хочу, чтобы он валялся у меня в ногах и молил о пощаде, хочу чтобы он мучился…– почти задыхаясь от злости, парень собирает пальцы в кулаки, зло смотря на отца. Найджел не привык проигрывать, не привык быть вторым, но Нильс Веркоохен всегда его перегоняет, во всем. Такая вражда была естественная, особенно, если длилась она не первый год. А сейчас под рукой люди отца, деньги, внушительное количество возможностей и значимость их семьи. Он мог все.

– Он испугается, Найджел, я обещаю. А пока нужно подождать, совсем немного. Веркоохен сделает ради нее все, что мы попросим, а значит, предаст тех, кто с ним. Даниэль Донован – сумасшедший старик, который думает, что победит меня. Но это не так. Они сами попадут в ловушку, даже не заметив ее, – губы мужчины искажаются в улыбке, которая доказывает всю его сущность и змеиный взгляд убеждает в этом еще больше.

– После Рождества я сам найду девушку, и он не сможет меня остановить, – проговаривает Найджел, повторив ухмылку своего отца. Они вдвоем знали, что добьются большего, что заполучат город и гордость парня, что получат мисс Прайс, с помощью которой смогут управлять Веркоохеным и его боссом.

Семья Хоффманов не перед чем не останавливалась, никогда. И что же остановит их сейчас? Зачем им вообще останавливаться? Ради чего? Им нужно укрепить фирму – укрепят, нужны деньги – возьмут, если нужно будет исчезнуть человеку – помогут, чтобы его тело никогда не нашли, и если им нужна такая пара, как Нильс Веркоохен и юная Розали Прайс – разобьют, отнимут, отомстят.

Но так ли на самом деле глуп Нильс Веркоохен? Так ли доверчива

Розали Прайс, что пойдет за незнакомцем? Так ли на самом деле они будут беззащитны, как кажется Хаффманам?

***

POV Rosalie Price:

Всю следующую неделю, я посвятила своей учебе. Время близилось к концу семестру, а с Нильсом и нашими отношениями, разборками и криками, я совсем запустила учебу. Сейчас все ставало на свои места, все было куда лучше, чем прежде.

Нильс даже не думал мне мешать, даже более того, он помогал и сам погрузился с головой в курсовые работы. Только иногда он злился, когда я пропускала ужин и обед, а так же, если долго сижу за учебниками, зубря материал. Он следил за мной, часто присаживался на пол, рядом с разложенной кучей книг и тетрадей, показывая мне на мои ошибки, делая работу идеальной и без единой недоработки.

Он ставал добрым, относился ко мне с уважением, хотя не так редко мог разозлиться и выйти с моей комнаты стукнув дверью, со словами на последок: «Если сейчас же не ляжешь спать, я заставлю спать тебя на коврике в коридоре. Поверь, ты не откажешься от столь сладкого предложения…». И я не просто верила его словам, я знала, что такое возможно, и он заставит, а я не откажусь – не имею права.

Но Нильс заставлял меня так же, часто улыбаться, таять в его руках, пока я записывала какие-то заметки, вычитывая материал. Он часто целовал меня. Голубоглазый, однажды вечером, когда я очередной раз писала сочинение, он усадил меня к себе на колени и прислонился губами к моей шее, к затылку. Тогда он нашел ту зону, от которой моя голова кружилась, а руки тряслись. После, мне пришлось переписывать свое же сочинение, ведь почерк довольно часто был неразборчив из-за тех ощущений, который дарил мне Нильс. Он сближался со мной, все больше, и мне нравилось, что он может без спроса подойти и поцеловать. Мне очень нравилось то, что он держит меня у себя на руках, поглаживая талию и разговаривая со мной. И, кажется, я уже была огорчена тому, что поставила условие, смысл которого заключался в том, что он не может обладать мной на территории Англии, моего дома. И если он воспримет мои слова всерьез, я умру от недостатка. Возможно, у меня уже мания к его рукам, глазам, губам, к нему всему. Как я не замечала это раньше?

Дни летели не так быстро, ведь мы все время сидели за теорией, философией, своими личными работами и многим другим материалом и заданиями. Но пятница наступила быстрее, чем я того ожидала. И я уже не думала, что желание остаться в Нью-Йорке, наедине с парнем будет сильнее, чем попасть в Манчестер.

Но главной моей задачей на праздник, и дни после него оставалась только одна – показать, какой может быть жизнь, что я делаю, и я с нетерпением жду, что смогу показать это все Нильсу. Парню, который показал так же и свою жизнь, что изрядно меня и пугало и радовало. Стрельба, работа, которая совершенно не была обычной, бои без правил, вечеринка. В тот день я пережила слишком много эмоций, но это был адреналин, страх, недоверчивость, даже обида и принудительные действия. Я же в свою очередь, хочу показать то, что люди могут быть добрее, открытее, лучше, чем тут, в Нью-Йорке. Англия – изысканный кусочек мира, где есть много всего интересного, живописного, грациозного, что-то вальяжное и то, что не найдете в других уголках земли.

В пятницу вечером я собирала сумку, перебирая одежду из шкафа, а Нильс лишь кивал, когда я показывала, что буду брать. Пару кофт пришлось оставить, и тогда он высказал, что точно купит мне блузки, и платья, которые будут закрывать то, что не нужно видеть остальным и открывать то, что нравится Нильсу.

– Почему тебе не нравится это платье? – спрашиваю я Нильса, который сложив руки на груди, сидя на моем стуле, внимательно прошелся взглядом по платью, которое я показывала.

– Оно тебе не идет. Вязаные вещи давно вышли из моды, да и висит оно на тебе, как на старушке. Ты только посмотри на этот пасмурный зеленый цвет! Убери его с моих глаз, видеть его не желаю, – отмахнулся Нильс, жестом руки, брезгливо отворачиваясь в сторону.