Захлебываясь в собственных слезах, я резко отстраняюсь от нее. Хватая со стола свой телефон, гляжу на время и дату, понимая, что проспала почти сутки, от чего становится еще ужасней на душе. Он меня оставил!

Он меня опоил какой-то дрянью!

Лучше бы оттолкнул, нежели оставил меня, валяющуюся на кровати, в слезах и уснувшую от снотворного.

Набирая его номер, я слышу только автоответчик, и пытаюсь удержать себя в руках, чтобы не раскрошить свой телефон на мелкие кусочки. Сейчас во мне больше злости, чем обиды, от чего я вновь подхожу к своему шкафу, но уже сбрасываю в сумку свои вещи.

– Это куда ты собралась, Розали? Нильс мне все рассказал, и я тебе не дам погубить себя! – вырывает она с моих рук одежду, возвращая ее на полку.

– Я не буду сидеть, сложа руки, пока ему угрожает опасность, тем более из-за меня! – повышая тон, я вновь хватаю одежду, но бабушка так и не позволяет упаковать ее в свою сумку.

– Розали!

– Бабушка, ты любила моего дедушку, разве ты не понимаешь меня? – спрашиваю я, поглядев на нее, и то, как она меняется в лице в замешательстве.

– Я любила, но я не дам тебе угробить свою жизнь, Розали!

– Если ты меня не отпустишь, я сбегу. Я сбегу и вернусь в Нью-Йорк любым способом, ты не остановишь меня, и меня не остановит никто из тех людей, которые жаждут угрожать Нильсу! Какая к черту разница? Нильс просчитался. Я люблю его сильнее, и меня не остановит пару таблеток снотворного в соке и его поступок.

– А как мне прикажешь быть, когда вы двое в Нью-Йорке и черт с вами сидит в том же городе? Что делать мне, когда я отпущу свою единственную любимую внучку? Нет, Розали, я не собираюсь рассматривать тебя в гробу! Ты никуда не едешь!

Я опускаю, взгляд в пол, боязно сглатывая. Нильс хочет безопасности, но он не понимает, что без него мне гораздо больнее и хуже, чем бы я сносила побои. Он оставляет меня, но я не могу оставить его. Слишком долго я страдала, слишком много я пережила. Я хочу Нильса, и я буду бороться с нашими общими врагами, не подпуская его близко.

Любовь сильнее зла, правда, же?

– Ты хочешь, чтобы я осталась одна? Бабушка, ты ведь сама знаешь, что ко мне нельзя было прикасаться, что я избегала любых новых знакомств, боясь тех людей, которые сейчас в нашем мире. Но с ним все поменялось, бабушка. Он часть меня, и если с ним что-то случится, я не прощу себя, не прощу себя до конца жизни! Это больше, чем любовь, понимаешь?

– Роузи…

– Нет, не хочу слушать. Сейчас нужно бороться за свое счастье, а мое счастье сейчас под угрозой в Нью-Йорке. Если ранят Нильса – ранят и меня. Если ему сделают больно, то мне тоже будет больно. Он помог мне с моими проблемами, от которых я не могла избавиться несколько лет. Пора и мне помочь ему, и плевала я на исход всех моих предпринятых действий…

Я замолкаю, смотря на бабушку, которая с тяжелым камнем на сердце и слезившимися глазами смотрит на меня. Она подходит ко мне, а мне становится дышать труднее, чем было. Бабушка останавливается около меня, пройдясь своими пальцами по моим волосам, перебирая их до самых кончиков, возобновляя дрожание моего тела.

– Ты так похожа на свою мать в молодости, – только и говорит, бабушка, грустно улыбнувшись. – Но она сошлась с твоим отцом по любви, а у вас с Нильсом… и впрямь что-то большее, – она замолкает, потянувшись и обняв меня вновь.

– Поэтому отпусти меня, бабушка.

– Не могу, Розали, не могу, – говорит бабушка, отстраняясь от меня. – Посиди дома, тут, со мной. Нильс справится, вот увидишь, он приедет…

– Нет! Отойди! – отстраняюсь я от бабушки, которая растерялась и удивленно начала смотреть, как я продолжила собирать сумку.

– Розали, прекрати.

Я не собираюсь ее слушать, а лишь стирая с лица новые слезы, застегиваю сумку. Быстро переодеваюсь, натягивая джинсы и первую попавшуюся вязаную кофту. Бабушка недоуменно смотрит на меня, когда я хватаю сумку, смотря на двери, перед которыми она встала.

– Ты не сможешь вечно держать меня тут, – покачала я головой, слишком равнодушно наблюдая за бабушкой. Но как бы, то, ни было, сердце сдавило от ее взгляда.

– Вечно – нет, но смогу задержать, – говорит бабушка Мерфин, посторонившись и открывая мне путь. Настала моя очередь растеряно посмотреть на нее. – Ну, давай, спускайся, – говорит она, а у меня назревает подозрение о том, что это настоящая манипуляция бабушки Мерфин, и если она думает надавить на жалость – у нее ничего не получится.

Я срываюсь с места и почти бегом спускаюсь по ступенькам, пролетая прямо в коридор, начиная собираться. Бабуля нервно поглядывала на меня, но ничего не сказала, хотя всем видом показывала, что хотела.

Даже не потрудившись порядочно застегнуться и одеться, от чего шарф еле-еле удерживается на шее, а пальто нараспашку, под боком сумка, я готова была выбежать в любой момент, но остановилась.

– Я… прости, – выговариваю я, открывая двери, и пытаюсь быстро исчезнуть с ее глаз, которые несколько сурово оглядывали меня. Но я не успеваю ступить через порог, как грубо врезаюсь в неизвестного человека, а от такого неожиданного столкновения мы оба летим на заснеженную землю.