Невыносимо долго тянется время, проведённое во тьме, без возможности видеть. Когда же теряешь возможность использовать и прочие органы чувств, даже краткое мгновение, проведённое во тьме, оборачивается вечностью.

Выныривать из тьмы небытия оказалось больно и страшно. Мне казалось, я кричала, но из горла вырвалось лишь слабое сипение, вызвавшее невыносимую боль в груди и надсадный кашель. Перед взором всё мутилось, превращаясь в одно сплошное серое марево.

Некоторое время я будто не понимала не только, где нахожусь, но и кто я такая. Со мной оставались лишь боль и беспомощность. До затуманенного сознания доносились какие-то звуки и слова, смысл которых постоянно ускользал.

В тот момент, когда тело свело в дикой судороге, мне начало казаться, что темнота намного приятнее. Но тут, затылок сжало словно в тисках и горло обожгло что-то горячее и горькое, после чего мир снова померк. Только теперь я чувствовала, как внутри разливается тепло, боль отступает, а как мышцы медленно расслабляются.

Я видела сны, где воплощались мои самые сокровенные мечты. Мне снился дом, о котором я позволяла себе грезить, наивно полагая, что об этом никто не узнает. Но там меня встречал тот единственный, кто вторгся не только в мои грёзы, но проник в самую душу. Я улыбалась ему, испытывая безграничную радость, потому как знала — отныне нас ничто не разлучит и войны не будет. Впереди только мир и спокойствие на весь отпущенный срок. Кровь и пепел. Самая страшная боль. Всё осталось в прошлом.

Когда развеялись эти сладкие сны, реальность ворвалась потоками света и звука, ломая хрупкие грани мира грёз, за которые я всё ещё пыталась удержаться.

— Тиса, — звал меня кто-то забытый вечность тьмы назад. Назойливо так. Невыносимо.

Я протестующее застонала, чувствуя себя неуютно в таком грубом и тяжёлом, будто окаменевшем теле. Возвращаться в этот несовершенный и лишённый законной справедливости мир было обидно. До слёз.

— Почему она плачет? — спросил у кого-то испуганный девичий голосок.

— Это нормально, — ответил ей с мрачной насмешкой женский. — Она радуется, что снова жива.

Говорившая явно понимала, что со мной происходит на самом деле и просто издевалась.

— Тиса… — позвал меня снова тот самый назойливый мужской голос.

— Изыди, — хрипло отозвалась я.

— Она что-то сказала? — обрадовалась девочка.

— Скорее кого-то послала, — ответила ей женщина. — Господин королевский лекарь, не соизволите ли выполнить просьбу оживающей и на время покинуть нас?

Мужчина пытался что-то возразить, но в итоге, видимо, всё же вышел из помещения. Я попыталась приоткрыть глаз, но окружающее по-прежнему представляло какое-то смутное марево.

— У неё начинается жар, — вновь послышался девичий голосок.

— Замечательно. Было бы хуже, если бы его не было.

Вскоре у меня на голове оказалось что-то восхитительно прохладное.

В этот раз никаких снов не было. Только ощущение невесомости и тепла.

Открыв глаз и глядя в выбеленный потолок, я не сразу осознала, что ко мне вернулась чёткость зрения. Когда же это произошло, осторожно повернула голову и увидела сидящего у окна мужчину.

Канер. Не ведаю того, о чём он думал, но вид у него был весьма хмурый. Нерадостные мысли видно его посещали.

— Эй, — прошептала я. — Канер…

Мужчина запоздало дёрнулся и взглянул на меня недоверчивым взглядом.

— Тиса! — воскликнул он почему-то тоже шёпотом и подскочил к моей постели, хватая за руку.

— Да я это вроде я, — поспешила успокоить его я и даже постаралась улыбнуться, чтобы он поверил.

Но мужчина повёл себя довольно странно — прижался к тыльной стороне моей ладони губами. Его плечи дрогнули.

— Прости меня…

— Прекрати, Канер. Ты меня пугаешь.

Даже поднимать руку было невыносимо тяжело, но я нашла в себе силы коснуться его головы и совершить попытку немного успокоить.

Когда он снова поднял взгляд, карие глаза лихорадочно блестели.

— Тебе придётся вернуться в замок, Тиса, — сказал он.

Понимая, что спорить сейчас с ним не стоит, я лишь устало вздохнула, и смиренно прикрыв глаз, прошептала:

— Поговорим об этом потом.

— Тиса…

И тут по комнате, где окно и двери были плотно закрыты, словно ветер пробежал, взметнув бумаги на столе и закачав занавески. Канер обернулся, очевидно решив, что открылось окно, только он не видел, как рядом с ним на краткий миг материализовалась призрачная мужская фигура.

— Пойду, позову Иву. Она просила сообщить, когда ты придёшь в себя.

В памяти вдруг проблеском молнии всплыл тот эпизод с рыдающей Ивой, и отчего-то мне стало невыносимо стыдно. Ведь я не хотела возвращаться. Остаться с Клёном, вот чего я желала больше всего на свете, забыв о долге и ответственности.

***

Последующие дни стали для меня непростым испытанием. Я смогла в полной мере ощутить примерно тоже, что и ещё совсем недавно его величество Ставрий. Посетители, бесконечные разговоры и невозможность остаться наедине со своими мыслями — всё это жутко утомляло.