Верить в чудо можно, в абсурд – бессмысленно.

Всякая концепция, теория, писание, проповедь суть отражение веры. Но лишь приближенное отражение. Оно излагает рациональную модель. Скудность слова и рационального метода лишает нас возможности адекватного описания – не только для читателя, но и для самого автора. Не нужно его спрашивать: “Веришь ли ты в то, что говоришь?”. Ибо и он порой сомневается (и должен сомневаться) в своих утверждениях. Слово – элемент культуры и связи людей. Термы понятийной системы рассеяны в широком поле общения. Мы используем ближайшие подходящие вешки, но они расставлены на некотором расстоянии, и, хватаясь за них, оказываемся не совсем там, где хотели бы. И все же – это ближайшие вешки. В творческом откровении многое возникает исподволь, как будто подсказанное, нашептанное кем-то, и автор вправе усомниться в своем авторстве. Где тут вера, а где видение? Верить, видеть, объяснять – разные качества. Верит священник, видит художник, объясняет философ. Все это сочетается в каждом, но средства выражения ограничены. А вера наша не поддается описанию.

Если спросить человека, во что он верит, то вопрос скорее всего его смутит. В крайнем случае, вы услышите ответ типа: “Верю в справедливость, в дружбу, в любовь”, или “Верю в силу богатства, материального благополучия”. Мало, кто искренне скажет “Верю в Бога”. Слишком интимны и плохо осознаваемы отношения с Всевышним. Некоторые идентифицируют себя с какой-то религией, что обусловлено, вероятно, не верой, а традицией. В религии мы ищем объяснения и мистический опыт, а верим все равно в простые вещи. Мы верим, что весна сменит зиму, что добро победит, что мир гармоничен и достоин любви. Счастлив верующий в небесного Отца – Бога Благодатного. Счастлив увидевший протянутую руку Господа и прильнувший к ней.

Человек – базовая ячейка общества, и при определении первичных отправных условий анализа общества мы должны отталкиваться от жизненных потребностей ячейки. Но дело в том, что эти потребности вовсе не всегда выражаются в желаниях индивида. Если спросить человека, что он хочет, что любит, то услышим, как в “денискиных рассказах”, перечисление вкусного. Это и есть телесный подход. В большинстве случаев человек не знает своего счастья. Он уже давно стал придатком самообусловленных процессов производства избыточного материального блага. Он растерял цели и смыслы. Духовные мотивы этического максимализма звучат фантастично, хотя в них-то и заключено знание идеала, предчувствие основной реальности.

Общество образуется как синтез коллективного выбора его участников, но общественное сознание не знает реального выбора. Выбора и нет на ниве удовлетворения потребностей человеческой плоти. Есть лишь гомеостат страстей, перманентно и драматично меняющий одно устойчивое состояние на другое. Изменения эти остаются в рамках, выстроенных всей предысторией. Человек, появляясь на свет, вынужден перенять культуру, условности и ограничения социума. Взрослея, он пытается их преобразовать, задавая новые заботы будущим поколениям.

Центральная проблема общества, как системы регулирования отношений людей – проблема зла. Общество – есть механизм организации “дальних (неближних)” отношений, призванный минимизировать зло.

У каждого своя дорога, но иногда она пересекается с дорогой другого человека, и кому-то надо уступить. Человеческая самость творит дискомфорт конфликта. Конфликт разрешается многими способами. Остановлюсь вкратце на них.

Мораль – фундамент отношений в социуме, совокупность неписаных правил поведения (впрочем, правила могут быть и записаны, но от этого они не обретают юридическую силу). Мораль определяет, что стыдно, а что не стыдно, на нее оказывают влияние культурные традиции, этнические и национальные особенности, общее благосостояние людей, законы социума и религия.

Законы образуют выраженную в слове и закрепленную в документах правовую базу отношений. Правила отражают социально-экономическое устроение общества, его систему вешек. Чем стабильнее социум, тем совершеннее законы, тем выше правовая культура граждан. Процесс формирования законов испытывает влияние морали и идеологий.

Идеологии также накладывают ограничения на поведение людей. Основное их поприще – мировоззрение; они навязывают свое и отрицают иное мировоззрение, беря порой на себя ответственную функцию оправдания зла. Обрастая развитой системой описания мира, идеология пытается дать ответ на все вопросы, унифицировать мысль и поведение индивида. По существу все мировые религии – суть идеологические системы. Они противостоят условностям и морали “светского” общества и в хорошем смысле творят человеческую культуру. Вне идеологий, как и вне мировоззрения, индивид не живет, поэтому влияние их весьма сильное.

Духовные учителя пребывают в основании идеологий, но не отождествляются с ними. Трансформация учения в идеологию, к сожалению, неизбежное историческое явление. Но чем чаще рождаются Учителя, тем заметнее и успешнее восхождение социума. Эпоха бездуховности, пошлости, меркантильности, холодной рассудочности очень нуждается в учителях, которые помогли бы вернуться человеку к своему возвышенному началу без риска общественного непонимания. Хорошие наставники способны внести свежую струю в одряхлевшую систему. Ведь люди следуют за идеями, и за их яркими проповедниками, сумевшими проникнуться болью страдающей души, отразить ее чаяния в речах и делах, посеять надежду, утешить, обратить к разумному человеческому началу. Деятельность политиков создает белый шум вокруг осевой линии истории, медленный подъем которой обусловлен подвижничеством духовных учителей.