Суд – не казнь, а квалификация. Он объявляет не меру пресечения, а виновность. Бог выносит приговор, давая Определение. И в этом Страх, ибо Бог дает Определение и для Себя. Вряд ли это сказывается на Любви, но происходит нечто в Божественном Мнении. Можно сказать, Божье наказание – не физическое, а духовное.

Суд над личностью протекает не раз, а последний Суд (“в конце времени слоя”) принимает важные решения. Что касается наказания, то зло зачастую порождает ответное зло.

4. Четвертый вопрос: когда Суд? Проблема в том, что время дается нам для исправления, но никакое время не может считаться достаточным. Ведь личность бессмертна. Есть, однако, важные этапы необратимых процессов, с окончанием которых теряется шанс конкретного добродеяния (например, смерть и уход в иной мир). Суд внутри времени слоя называется частным. Он определяет отношение к нам Всевышнего. Но есть и Суд “в конце времени слоя”, определяеющий возможность жития личности в новом слое. Вероятно, в нем заключен Страшный Суд религии.

5. Деяние добра не является “геройством” в глазах Бога, это норма поведения разума в Царстве (9.1.4). Добро по сути нравственно (4.1.4).

Первое страдание: от неразделенной любви.

Страдание любящего – главное страдание мира. И мы в любви открыты и ранимы.

Второе страдание: от отсутствия истины.

Страдание любознательного, ищущего правду и своего Учителя. И Учитель утоляет эту жажду.

Но зачастую, мы не желаем Его напитка. Мы петляем по лабиринтам материальных структур, очарованные их узорами, не понимая, что это всего лишь пена на поверхности океана истины.

Третье страдание: в раскаянии.

Тяжесть отступления невыносима, и раскаяние долго еще мучает нашу совесть, пытаясь вернуть в прошлое, в те времена и мгновения, когда мы уже все знали, но нам казалось, что есть иная цель, и мы поступили вопреки этому знанию, поддавшись соблазну, предав любовь. Раскаяние дает возможность Суду отделить нас от наших грехов (простить). Это происходит поистине тогда, когда мы грехи свои от себя не отделяем, признавая свою греховность.

Четвертое страдание: от зла.

Страдание от оскорбления и предательства, от поругания чести и достоинства, от сердечной боли, наносимой нам ближними. Конечно, не всякая обида вызвана злом. Часто нас мучает ущемленная гордыня, неуемные требования к миру. Иногда мы становимся жертвами неумышленного разрушительного действия, но обижаемся так, как будто оно совершено прицельно. Но на Суд выносится лишь то, что обусловлено безнравственным мотивом обидчика. В любом случае Бог рассудит.

Все перечисленные страдания не безразличны Богу. Но есть еще много других.

В молодости мы желаем денег, в старости – почета. Старость мудрее. В ней индивидуальные ценности кристаллизуются окончательно. Если вы верите в Бога, основные ценности у вас связаны с Ним. Но ведь и неверующий, в конце концов, понимает, что честь, слава, уважение дороже всяких вещей. Они достойны того, чтобы ради них трудиться и жить. Прощенный и прославленный у людей – счастливый. А уж что говорить о прощении у Бога! Я отношусь к тем, кто верит в реальность феномена Абсолютного Мнения – специфического отношения к личностям со стороны Всевышнего, видящего степень соответствия образа жизни личности тому нравственному Замыслу, который был изначально заложен в нее Творением. Это никак не сказывается на любви Божьей. Однако само Мнение является той ценностью, ради которой имеет смысл существование верующего. В том-то и дело, Мнения достаточно, чтобы наполнить жизнь содержанием, ибо нет ничего выше, ценнее этого признания. Именно эта конечная цель делает нашу жизнь истинно человеческой. Она и есть Благодать.

Надо сказать, фактор Абсолютного Мнения является сильнейшим этическим аргументом. В нем индивид всегда имеет одну и ту же цель. Без нее, без Абсолютного Суда вероучение теряет центр притяжения, и восхождение по иерархии обретает монотонность накопления некоего количества, которое не может быть ничем иным, как знанием. А зачем знание, и какое умение за ним стоит, ответ не дается, ибо незнающему не объяснишь, а знающий в сомнении. Так, загадочность становится манящим фактором, и счастье (счастье магии) откладывается.

Как всякий этический процесс, путь обретения доверия не легок, но счастье его надежно. Самое высокое положение у тех, кто прославлен у Бога; такие живут в Царстве. Но это положение не дает власти. Можно понять, какой трагедией для всех и для Бога является предательство. Предающий физически не наказывается, но о нем уже знают – знают, как об оставленном Богом.

Подчеркиваю, явление признания вовсе не подменяет любовь. Наоборот, то, о чем идет здесь речь, предполагает любовь как основное условие, фон, на котором происходит становление славы. Так, начальник может любить всех солдат, но не все они в равной мере приближены к нему. В принципе, каждый хочет признания, но вопрос: у кого? Общественное мнение, мораль, мода склоняют нас к тщеславию, дьявольской славе, которая не только не предполагает любовь, но зачастую опирается на зависть, раболепие, страх. Выбор среды признания есть выбор начальника и кумира.

В религиозных размышлениях мы исходим из лучших своих чаяний, и от Бога ждем того же, что от себя и других в идеале. Но идеалы наши несовершенны, и мы незаметно, неумышленно привносим в них примитивные критерии падшей жизни. Если, к примеру, человек воспитывался в воровской обстановке, где приходилось постоянно остерегаться подвоха, предательства, унижения, в нем с годами выработалась подозрительность, осторожность, искушенность в интригах. Надежды и идеалы его, так или иначе, отразили этот печальный опыт. Важнейшим, чуть ли ни главным элементом этической системы становится мечта о справедливости, о наказании зла, о власти добра; Высший Суд ассоциируется с карательным мечем, воздающим всем по заслугам. В мире, где правит грубая сила, не может возникнуть представление о решающем значении нефизического, нравственного аспекта наказания, о том, что самым ужасным и катастрофическим является, нет, не потеря любви, а просто изменение Божьего Мнения. Так трагическая испорченность создала собственную религию, для которой простодушие кажется глупым и неприемлемым. В том-то и дело, что искушенность в грехах полагает себя осведомленной во всем и считает целомудрие незнанием.