– Северус, - пискнул в ногах знакомый голосок. О мою ногу потерлось что-то теплое и мягкое… Милли… - не держи все в себе… - я взял кошку на руки. Глазки Милли выражали соболезнование и скорбь.

“Она что-то чувствует…”

– У тебя кто-то умер, - она опустила глаза. – Я чувствую, тебе сейчас очень тяжело…

– Кэтти… - сил мне хватило только выдавить из себя ее имя. По щеке побежала слеза, сердце пронзила резкая боль. – Кэтти… она… - слово «умерла» сил произнести не достало, мне казалось, что как только я скажу его вслух, она и в самом деле умрет… А пока она словно бы жива…

– Твоя любимая, - прошептала Милли. Моей щеки коснулась ее лапка. И рассудок отключился. Немало времени прошло, прежде чем я пришел в себя и осознал, что сижу, прислонившись спиной к стене, машинально поглаживая Милли. Сжав в руке единственное, что я забрал из ее дома. Ее фотографию. На ней моей малышке было всего лет пятнадцать, еще до нашего романа. Еще невинная, открытая девушка. Какой больше никогда не будет в моей жизни…

– Северус, - голос Альбуса.

“Им еще что-то от меня надо? Им, которые доигрались? Хотя бы кто-нибудь из них хоть раз задумывался о том, что она для меня значит?! О том, что она или Гарри, или остальные могут погибнуть. Он хоть раз о других думал? Кроме ладно уж, Поттера, о мальчике он все же задумывается…”

– Что опять? Пойти сказать Белле спасибо?! – я такой ненависти сам от себя не ожидал, лицо старика вытянулось от горького удивления. – За вторую смерть любимой мной женщины?! Где вы были все??? Почему он вообще ушел из школы?! Где были все они?!

– Ты…

– Я продолжу помогать Гарри, если вы об этом. Ради него самого. Он хотя бы любил ее. А вы просто заигрались. Все.

– Северус, пойми, в этом не виноват никто…

– В этом виноваты все. Включая меня… Я даже больше всех…

– Тебя там и не было!

– Зато когда Белла узнала о пророчестве, я там был, и я буду помогать Гарри. А сейчас оставьте меня в покое! – подошла Минерва, но мне в тот момент никого не хотелось видеть. Ни слезинки, ни даже хотя бы скорби в глазах. Она была для них никем… - Вон! Все! – дверь захлопнулась, отрезав меня от них.

– Что они вообще тут делают? – я повернулся к Милли. Та посмотрела на дверь.

– Ты не запер… Они минуты две тут стояли, пока ты… - она внезапно осеклась.

– Пока я что? – возникло подозрение, что отключение мое от реальности – ее лап дело.

– Ничего, неважно… - она помолчала несколько секунд. – Просто я знаю, какой ты замкнутый и все держишь в себе. Ну я… Прости… Я хотела тебе помочь… - виновато затараторила кошка.

– Милли… - я уже знал, что строгий взгляд – и она во всем сознается.

– Ты… В общем, ты плакал и шептал имя Кэтти, когда они зашли… Дамблдор и МакГонагалл… – “просто замечательно! Просто превосходно! Интересно, завтра будет соболезнование типа «какое горе!»?”

Милли в ту ночь заставила меня лечь спать. Наверное, если бы не она, я бы так и держал все в себе, от чего боли становилось бы только больше… Уснуть я не смог бы, поэтому просто прилег, не снимая даже мантии, взгляд упал на камин. Вспомнилась моя первая ночь в ее компании – когда впервые я уложил ее, уснувшую на отработке, у себя. Наш с ней первый мимолетный поцелуй, и мое признание… Этот маленький ураганчик принес жизнь и счастье, показал мне, что значит взаимная любовь…

При воспоминании о том, как сначала мы скрывали свои отношения, я горько усмехнулся. Она мечтала о том, что окончит школу и мы всем все расскажем. А вместо этого вернулась Лестрейндж. И… Я ненавидел Беллатрису сейчас еще сильнее, чем раньше. Это была ее Авада. Это ее палочка, всего один взмах, лишил меня смысла жизни, лишил меня моего маленького и очень эмоционального счастья. Я вспомнил и ту ночь, когда сбежал Хвост и проклял ее, и все счастливые моменты с моей девочкой. И ее письма… Рука сама потянулась к папке с ее письмами и несколькими рисунками. Некоторые их них показывали меня или нас вместе. Она не хранила их дома из-за Гарри и некоторых других, кто ничего не знал.

“Любимый! Прости, что не написала ни строчки за целых две недели… Просто у нас шли дополнительные занятия и не хватило времени. Но ничего, летом, обещаю, приеду и мы с тобой побудем наедине. Я по этому ужасно скучаю…”, - начало одного из ее весенних писем. Март. Так недавно и так давно… И подпись «Я люблю тебя… Твой Совенок». Такая ласковая кличка ее анимагической сути. Это она ввела для себя такое «имя». Я, если упоминался по «имени», был как «Принц». Опять же идея моей малышки. А я не возражал. Осознание того, что больше она мне не напишет, ужасная боль в душе… По щеке снова потекла слеза, и я ощущал это откуда-то со стороны…