— Что?

— Сенатор, Камаль и я имеем романтические отношения.

Воздух в комнате стал тяжелым, и стрелки антикварных часов на каминной полке стали единственным звуком в течение нескольких секунд, который показался несколькими часами, потому что всё и все вокруг замерзли от шока.

— А как же Джон? — спросила Марджори дрожащим голосом, и ее руки тоже задрожали.

Джессика тихо вздохнула и опустила взгляд.

— Марджори, я не помню, как звучал его голос, — начала она, прежде чем поднять глаза на свою свекровь. — Я разглядываю фотографии, чтобы вспомнить его образ. Иногда я провожу целые дни совершенно не вспоминая, чтобы он делал в этот момент, что говорил бы или чего бы хотел. — Она замолчала. — Я любила вашего сына. — Ее голос был шероховатый, и она словно отбросила назад занавес, который заставлял их не воспринимать его потерю, не признавать, что его уже нет. — Я любила его всем сердцем, но он умер. А я осталась жить. И я была в одиночестве очень долгое время. — Она замолчала и сглотнула комок, который застрял у нее в горле.

— Боже мой, — произнес Джон-старший, склонив голову между большими плечами, и поставив локти на колени.

Марджори встала, слезы тихо катились по ее щекам.

— Прошу прощения, — выдохнула она и быстро вышла из комнаты.

Джессика замерла, рассматривая свои руки на коленях, борясь со слезами, которые жгли ее глаза и щипали в носу, и она подумала, что они добераются до костей.

— Когда он был маленьким мальчиком, — тяжело произнес Джон-старший, — Джон нашел под кустом брошенного котенка. Он принес его ко мне и спросил, может ли его оставить. Я сказала «да», мы отвезли его к ветеринару, сделали прививки, накормили, котенок стал здоровым и счастливым. Он полюбил этого котенка, а тот следовал за ним повсюду, спал на его кровати по ночам, ждал его весь день, пока он был в школе. Он больше походил на собаку, чем на кошку. Думаю, он понял, кто спас ему жизнь.

Он прочистил горло, явно под впечатлениями от одолевающих эмоции.

— Когда Джон отправился в университет, котенок постарел. Конечно, он остался жить с нами, но большую часть времени он проводил в спальне Джона. Ни один из нас не был кошачником, но у нас была домработница, которая кормила его и чистила его поднос, и мы оставили его в покое. Мы позволили ему остаться у нас, потому что он принадлежал Джону, и он любил его, а котенок отвечал ему взаимностью. Он умер к первой годовщине смерти Джона. Однажды ночью заснул на его кровати и не проснулся. Домохозяйка обнаружила его. Он не болел, и мне всегда казалось, что он умер от разбитого сердца, он так чертовски скучал по Джону, что не мог этого пережить.

Слезы, наконец, прорвались наружу и стали скатываться по щекам Джессики, когда она подняла глаза и уставилась в лицо, которое было так похоже на лицо ее мужа, словно он был жив.

— Ты, как тот котенок, Джесс. А мы все это время оставляли тебя в его спальне, когда нам следовало помочь тебе найти свой новый дом. Пожалуйста, поверь мне, мы не хотели, чтобы ты умерла от разбитого сердца.

Он пожал ей руку, а потом поднялся.

— Я поговорю с Марджори. С ней все будет хорошо. И я хотел бы встретиться с ним. С послом.

И Джессика вдруг поняла, что на самом деле все будет в порядке, потому что Джон-старший называл людей исключительно по их званиям, когда уважал их и хотел с ними познакомиться, и он все равно продолжал их называть по занимаемым ими должностям, даже когда они уходили в отставку.

— Я хотела бы пригласить его на ужин завтра вечером. Это не слишком рано? Вам потребуется больше времени?

— У нас было шесть лет, госпожа Президент. Если этого времени не хватило, то не хватит никогда. — Затем он вышел из комнаты, оставив Джессику одну, и она, наконец, свободно вздохнула, так, как не могла себе позволить вот уже в течение нескольких лет. 

Камалю было тридцать четыре года, он занимался сексом, с черт побери, самим президентом Соединенных Штатов, однако, в данную минуту он вел себя как подросток, готовившийся встретиться с родителями своей девушки. Хуже всего было то, что они не были ее настоящими родителями.

И от этого все становилось еще хуже. Они надеялись, что когда-нибудь она станет матерью их внуков. И когда они смотрели на него с Джессикой сегодня вечером за обеденным столом Белого дома, они видели, что рядом с ней сидит не их сын. А другой мужчина, живой, в то время, как их сын погиб. Да, все это было намного хуже, чем познакомиться с родителями свой девушки-подростка.

Он еще раз поправил галстук, когда машина подъезжала к задней стороне Белого дома.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы я пошел с вами, мистер Масри? — спросил Тарик. Как и предполагал Камаль, Тарик и еще два сотрудника службы безопасности решили уйти вместе с ним, стоило ему выйти из посольства после того, как он подал заявление об отставке по электронной почте президенту Аббасу и парламенту. Заместитель посла смотрел на него шокированными огромными глазами, когда он передал свой пропуск и различные пароли, сказав ему, что он может теперь себя чувствовать в его кабинете, как у себя дома.

Пресс-конференция Джессики вызвала бурю, но взрыв бомбы в Вене переориентировал все внимание от ее заявления, и он понадеялся, что пресса не будет усердно копать в данном вопросе, по крайней мере в ближайшее время. Чем дольше он и Джессика смогут сохранить свои отношения в секрете, тем лучше будет для ее президентства.

Последние двадцать четыре часа ему поступил ряд телефонных звонков от Тига, Джеффа и других членов «Клуба силовых игроков», а также от прессы и нескольких египтян эмигрантов, и одного крупнейшего издательства, которое почувствовало, что за всем стоит непростая история, которую они хотели бы поведать миру и соответственно получить свою выгоду. Он проигнорировал все, кроме своих друзей, и конечно, они узнали только часть истории. Джефф, как всегда, оказался верен своему слову ни словом не обмолвился ни с кем, что, на самом деле, происходит между Камалем и Джессикой.