Я посмотрела на него, слёзы застыли в глазах. Зачем он мне это говорит? Мне и так плохо. В любую минуту я могут быть радостной, могу ощущать, что мы вновь семья, и всё это в секунду обременяется одной лишь мыслью о том, что может произойти.

— И для Ребекки так будет легче. Когда меня не станет, мы ведь уже не будем вместе долгое время, тем более, я оставил ей квартиру.

Я ненавижу эти слова, я ненавижу его за эти слова. Я ненавижу себя за то, что могу рыдать по сто раз на день, как самая последняя истеричка.

— Я просто хочу сделать правильные вещи, хоть раз в жизни, — погладил он меня по щеке, и на его пальцах остались слезинки. — Ты будешь страдать, но не слишком долго. Хотя бы ради меня. И ради детей. Стивен очень подходит тебе. Я оставил тебе компанию. Конечно, ты в этом ничего практически не мыслишь, но экономист из тебя хороший, вдобавок у тебя есть Эрик. Он всё знает, мой лучший заместитель, — на его лице появилась улыбка, и его ладонь всё ещё продолжала согревать мою щеку. — Я составил правильное завещание. Там имущество определённо на тебя, вместе с компанией. С совершеннолетием детей им трём тоже будет прилагаться часть имущества. Ребекке я оставил квартиру. Помнишь, ты говорила, что у меня уже было всё? — спросил Стефан.

«Мне и так кажется, что тебе достаётся всё слишком легко.

У Стефана есть всё, по меркам он прожил полноценную жизнь, вкусив и страданий, и удовольствий вдоволь».

Я кивнула. Слёзы перестали течь по лицу. Я всё ещё шмыгаю носом.

— Так вот так и есть. И я благодарен тебе, Елена, — он обхватил моё лицо двумя ладонями. — Если бы я только знал, что изменить, если бы я мог… я бы изменил. Но я обычный человек. Который совершал ошибки. И мои родители совершали ошибки.

— Ты расплачиваешься за ошибки своего отца, — прошептала я, меня охватил гнев, неизвестно откуда взявшийся. — Он, как я поняла, встречался с этой самой Селестой и потом её бросил. А ещё тебя постоянно осуждал за твой образ жизни…

— Он поступил ужасно. Но теперь то что сделаешь…

— Надо рассказать ему. Обо всём.

— Надо. После похорон этим займёшься. Кстати, хочу, чтобы мои похороны проходили…

Я ударила его по щеке так, как это возможно лёжа.

— Прости меня, прости меня, — тут же начал он извиняться, я попыталась встать с кровати, но муж схватил меня за руку. — Елена, прости.

Я лишь чувствовала, как будто в груди зияла дыра. Невидимая для других, ощутимая для меня. Пустота.

— Я говорю это, потому что хочу легче перенести. Но как это можно перенести вообще? Одно дело, когда ты сдох — ну, сдох и сдох, неожиданно, скоропостижно, но умер. Не ждал, но умер. А я знаю, когда умру. И шансы того, что я не умру, крайне малы. Как я должен вести себя? Я чувствую себя запуганным, потому что эта женщина убила наших родителей, и сейчас, со своими связями, я чувствую себя полным неудачником, ведь она намного сильнее и хитрее меня. Я чувствую беспомощность. Это убивает меня. Это съедает изнутри. Она на это и рассчитывает. У неё всё так ловко получается, Елена! — исповедается он мне. — Мне плохо от ощущения собственной слабости, и это никуда не девается. Это чувство не уходит, нарастая каждый день в груди. У меня нарастает паранойя, появляется желание лечь и умереть прямо сейчас, не дожидаться рокового дня. Желаю просто быстрее всё это закончить. А ещё больше — не хочу твоих страданий. Страданий тех, кто мне близок.

— Ты ведь понимаешь, что этими своими словами ты убиваешь меня? — ответила я ему, не в силах смотреть на него. — Что ты уничтожаешь постепенно моё желание бороться?

— Осознаю. Я хочу, чтобы ты разочаровалась во мне. Чтобы ты, возможно, разлюбила меня. Ведь так будет легче.

Я сильно сжала глаза.

— Ты всегда меня защищал, — усмехнулась я, растроганная. — Защищал от Себастьяна, от проблем и трудностей и сейчас хочешь защитить от боли. Но это неизбежно. Мне будет больно. Мне будет дико больно. Так больно, что я не смогу дышать.

Я схватила его за руку, и он сжал её в ответ. С этим жестом во мне появились силы продолжать.

— Но я уже теряла. Родителей. И… ты для меня практически всё. Поэтому всё так усугублено. У меня никого не было кроме бабушки. И сейчас она не в силах будет мне помочь. А ты… мой муж, друг, любовник и советчик. Ты для меня всё. Как бы это пафосно не звучало.

Стефан вновь погладил меня по щеке, и единственным моим желанием было, чтобы так было каждую ночь. Чтобы он приходил с работы и просто обхватывал мою щеку рукой. Потому что в такие моменты я ощущаю тепло, чувство покоя и защищённости.

— Можно я отпущу ещё одну пафосную фразочку? — посмеялся он и затем оказался ближе ко мне. — Я хочу дышать тобой, — Стефан уткнулся мне в шею, в волосы.

— Могу подарить тебе свои духи, впрочем, ты знаешь, что это за марка, — попыталась я пошутить. Не должно быть так всё грустно, ужасно, безвыходно. Должно быть проблески, должны солнечные лучи пробиваться сквозь тёмные серые тучи.

— Я так часто обнимал её и представлял тебя. Из-за этого чувствовал себя спятившим. Она, когда только начала соблазнять меня, то стала душиться, как ты. И мой нос меня часто обманывал, — Стефан дышит мне в шею, прижавшись совсем близко. Я хочу обнять его, обхватить его, оказаться совсем тесно, так тесно, что соединюсь с ним воедино.