На моё же удивление Стефан вернулся ко мне через двадцать минут. Я уже даже плакала, не знала, почему Миранда так кричит, и Стефан ушёл…

— Врач сказал, что это могут быть просто колики, — подошёл муж ко мне. — А пока вот, — протянул он мне беруши.

— Ты серьёзно?

— Дай мне её, — протянул Стефан руки, чтобы взять дочь, я же отодвинулась. Всё же сдавшись, я протянула ему Миранду и забрала беруши.

Стефан походил с кричащей дочерью по комнате, а затем малютка просто замолчала, заснув.

Я облегчённо выдохнула, когда детский плач наконец затих. Это продолжалось целых пятьдесят минут.

Стефан уложил нашу девочку в колыбель и вернулся ко мне.

— Это тяжелее, чем я думала, — уселась я на кровать.

— Всё решил я, забыв надеть презерватив тогда, — фыркнул Стефан и уселся рядом со мной, обнял. — Мы справимся.

— Думаешь? Или ты бросишь меня, потому что я ещё ничего не знаю? И мы с тобой оба слишком психованные.

— Да ладно тебе, — погладил муж меня по голове. — Нормальные мы. Просто этот детский плач может свести с ума. Ты как хочешь, а я буду теперь с берушами в такие моменты.

— Какой изобретательный, — рассмеялась я, Стефан поцеловал меня в губы.

— Мм, знаю-знаю, не волнуйся, — Стефан прокомментировал мою неготовность к сексу. Сексом мы теперь незнамо когда займёмся. И дело не только в вечно плачущей малышке. А ещё во мне. Моё тело изменилось, как и мои половые органы, и теперь я жутко некомфортно себя чувствую.

Так что остаётся лишь посочувствовать Стефану. Ни секса ему, вечно орущий ребёнок, который действует на нервы, и психованная жена.

Ничего, зато если он это выдержит всё, то значит, что он точно любит меня и нашу дочь».

— Они очень хотят тебя увидеть, — сообщил мне Стивен, когда пришёл на следующий день. Я валялась на кровати, Лекси только что покормила меня.

— Я тоже хочу их увидеть, — тут же воспрянула я и повернулась к нему.

Стивен улыбнулся мне, помог собраться и привёз к детям. Они с радостными воплями накинулись на меня, я же заплакала от счастья. Я провела с ними пару часов, а когда они стали задавать вопросы насчёт папы, то я ответила однозначными фразами, а затем распрощалась с ними, ответив, что вскоре снова вернусь. Детям пока куда-либо выходить было запрещено. Смотреть телевизор тоже. Они чувствовали себя словно в какой-то тюрьме, хоть их и развлекали две знакомые тёти.

На самом же деле они находились в информационном вакууме. Я не хочу, чтобы они каким-то образом узнали, что Стефан мёртв. Не хочу.

Я помню, когда мне маленькой сообщили, что мои родители мертвы. Мне тогда было всего шесть лет. Я убежала в комнату, залезла под стол и плакала целый день, а бабушка сидела рядом и пыталась успокоить, в то время как в моей маленькой голове всё не укладывалось: неужели я больше никогда их не увижу? Разве такое возможно?

Когда я стала убеждаться в том, что они действительно больше не придут, ведь каждый день со мной была лишь бабушка, то я на некоторое время перестала говорить совсем. Я перестала интересоваться всем, не играла в игрушки, я просто лежала на диване и о чём-то думала. И так изо дня в день.

Спустя несколько недель я вновь заговорила. Спустя несколько месяцев я вновь стала смеяться и играть с друзьями.

Но эта травма осталась со мной на всю жизнь и так не ушла.

Никто не знал, как я себя чувствую на самом деле. Никто не догадывался, что внутри я продолжаю тяжело страдать от потери родителей. Бабушка лишь говорила, что они в хорошем месте и приглядывают за мной. А я продолжала жаловаться: почему именно они? Почему не другие?

У всех есть родители — и мама, и папа. У меня нет никого кроме бабушки. Почему надо было забирать их?

Бабушка лишь качала головой и говорила, что так нужно.

Но это был не ответ для маленького ребёнка. Я росла зажатой и тихой, а больше всего я любила читать, потому что в других книжных вселенных у людей больше проблем, чем у меня. Я гордилась героинями и героями, пыталась подражать. Я сильно углублялась в учёбу, стараясь всё и всегда делать на отлично. Я считала, что маме и папе бы это понравилось.

Бабушка радовалась, какая славная у неё внучка.

А я просто не знала, как спасаться от осознания того, что у тебя нет чего-то, что есть у других. И это не просто вещь, это родители.

Во всём виновата Селеста.

Мои руки сжались в кулаки, и в глазах собрались слёзы. Очередные слёзы.

Это она их убила, и из-за неё я страдала. А теперь она убила Стефана, теперь я вновь страдаю. Кого она убьёт ещё?!

Детям поэтому я не хотела пока говорить. Да и не представляла, как это сделать. Ладно Мире — она поймёт, но Крису… он ещё такой маленький. И Миранда — она поймёт, но… думаю, что это возымеет на неё сильное воздействие. Негативное.