— Алексис, — внезапно вспомнила я, а Стивен чуть не убил меня взглядом.

— О, у вас есть нужный человек? — оживился Себастьян. Его взгляд бегал от меня до Стивена и обратно.

— Не надо вмешивать мою сестру в это, — металлическим голосом ответил Стивен, а я тяжело выдохнула.

— А что такого особо противозаконного мы собираемся сделать? — недоумевал Себастьян. — Проникновение в квартиру — максимум, что за это вам будет, так оружия лишат и дадут недельку отдыхать дома. Тем более вы делаете нужную вещь — вы так и не раскрыли эти убийства. Я же пытаюсь сделать так, чтобы все кусочки пазла встали на свои места.

Стивен поднялся со своего места и ушёл из столовой. Вероятно, ему необходимо всё это обдумать.

— Ловко ты, — сказала я Себастьяну, пока тот находится в раздумьях.

— Мм? — словно он очнулся от какого-то сна и обратил свой взор на меня. — Ничего сложного. Я люблю всякие логические задачки, а ещё больше шахматы.

— Правда? — не поверила я. — Ты любишь шахматы? Почему же я раньше этого не знала?

— Потому что я давным-давно в них не играл. Это была наша с Селестой привычка — в них играть. С самого детства я учился шахматам. В партиях с Селестой я, естественно, проигрывал. Лет в семь наткнулся на книжку по стратегиям и обучению игры в целом. Прочитав её, я стал тренироваться и вскоре в одной партии выиграл у Селесты. Надо было видеть её лицо. Маленький мальчик выиграл у неё — взрослой умной женщины. Помню, как после этого она тогда избила меня, — с совершенно спокойным лицом повествовал Себастьян. — Но эти избиения были привычными. После этого я захотел сжечь книжку, но так и не смог. В следующих партиях я проигрывал специально, но бить она меня меньше не стала. А ту книгу я так и продолжал читать. Мне было интересно.

Я замерла.

«Я ходила к нему домой с бабушкой. Мы с ним играли, нас заставляли иногда проводить время вместе. Теперь понятно почему.

А он ненавидит шахматы.

Он всегда проигрывал. Он терпеть не мог чувство слабости, я видела, как это убивает его. То чувство, когда ты ничтожество.

Если моя фобия, как говорит Кэтрин, быть преданной, то его фобия — ощущение собственной слабости.

Я поддалась ему. Один раз. Он был так счастлив. И я… я тоже была рада. Он начал утешать меня, но мне не было грустно. Мне было хорошо. Он предложил сыграть во что-нибудь другое.

Сыграли в шашки. Я поддалась снова.

Я проигрывала, но в тоже время выигрывала.

Я наслаждалась его счастьем. Ловила кайф, не понимала, что со мной. Мне просто нравилось наблюдать за ним, как он думает и размышляет. Как его зелёные глаза вдумчиво смотрят на меня. Как это было здорово…

Видеть его счастливым — это невообразимая радость.

А потом я услышала, что он хвастается перед другими мальчишками, видите ли, смог победить меня — самую умную девочку класса.

Больше он никогда не побеждал».

Внезапно вспомнив собственное детство, я удивлённо взглянула на Себастьяна. Интересно, он знает о том, что было в моей жизни? Может, именно поэтому он подделал свою историю под мою? Если нет, то это совпадение меня пугает…

— Ты, как я понял, тоже любительница в них сыграть.

— Почему ты так решил? — изумилась я.

— По твоему оживлённому взгляду. Если хочешь, то можем как-нибудь сыграть в них.

— И потом ты, беря модель поведения со своей матери, меня изобьёшь, — произнесла я.

— Нет, — отрезал Себастьян и уставился взглядом в стол. — Я не хочу быть, как она.

— Но ты такой, как она. Ты только вспомни, как издевался надо мной…

— Потому что я любил тебя! — впился он в меня своим взглядом. — А ты меня нет. Ты видела во мне какого-то принца на белом коне, которым я не являюсь. Ты не в состоянии полюбить меня таким, какой я есть.

Почему теперь, когда я вспоминаю об избиениях, он говорит мне о любви… почему он продолжает бредить….

— Себастьян, — осторожно начала я говорить. — Я думаю, такие как ты, в смысле, пережившие такие потрясения в детстве, не способны на любовь. На нормальную любовь.

Он не поднял на меня взгляда, оставшись сидеть застывшим на своём месте.

Наконец в комнату пришёл Стивен и сообщил, что Алексис согласна нам помочь, но только завтра.

Я облегчённо выдохнула.

Проводив Себастьяна, я взглянула на Стивена.

— Либо он изменился, либо… — недоумевала я. — Не может быть.

— Я слышал часть разговора, — признался Стивен. — Себастьян звучит очень отчаянным.

— Он без конца повторяет, что любит меня. И ты не представляешь, как это пугает меня, Стивен. Я понимаю, что тогда, возможно, он избивал меня не только потому что хотел насолить Стефану, а потому что испытывал ко мне какие-то чувства. Он называет это любовью, я же… не могу назвать это таким высоким словом. Стивен, я боюсь его, — призналась я. Он прижал меня к себе. — Раньше Себастьян не говорил этого, но после тюрьмы начал повторять это. Как будто предполагает, что я, услышав эти слова, поменяю своё о нём мнение. Это не любовь. Это что угодно, но не любовь. Помешательство, болезнь, галлюцинация. Это не любовь.