Незнакомец посмотрел в лобовое стекло куда-то вдаль.

– Возможно, логично. Но у меня нет выбора. Все, что я могу тебе сказать, я сказал, более дать информации я не могу никак, даже, если мне этого очень сильно хочется.

– Получается, замкнутый круг?

– Получается так.

Снаружи стали появляться люди, начали ездить машины и я обдумывал как мне сейчас поступить. Скрутить его? Заметят. Отпустить и проследить? А это можно было попробовать...

– Слишком много вопросов из-за этого дела. И ни одного ответа. Это меня не устраивает.

– Хочешь ответы?
– незнакомец глянул на меня.
– Поверь мне, они тебе не понравятся. И, если вдруг ты узнаешь их каким-то непостижимым образом, то с ностальгией будешь вспоминать то время, когда находился в неведении.

Некоторое время мы сидели молча, после чего он сказал:

– Я ухожу. Даже не думай следить за мной, иначе Наталья Валерьевна узнает, что ты рылся у нее в доме.

Он вышел из машину и пошел по поселку в противоположном направлении, метров через сто скрывшись в одном из узких проходов между частными домами. Я некоторое время сидел неподвижно на водительском кресле, а потом достал сигареты и выкурил подряд три штуки. Нужно было решить, что делать дальше. В голове у меня звучали слова Алисы о том, что мне надо к ней прийти одному через пару дней. В тот момент мне захотелось увидеть ее немедленно, но это было весьма затруднительно. Во-первых, была суббота, во-вторых, меня могли и не пустить к ней, ведь даже для предыдущей встречи понадобилось разрешение полковника. Как бы то ни было ждать до понедельника я не собирался. События стали развиваться очень стремительно и промедление, как говорил вождь мирового пролетариата, было смерти подобно. Особенно сильно меня напрягало то, что за мной следили, причем следили непонятно кто. Я допускал возможность принадлежности незнакомца к Службе, но не видел никакой логики в этом. Впрочем, других вариантов у меня просто не было. Достав телефон я уже было хотел позвонить Павлу, но потом вспомнил, что Алиса хотела видеть меня одного. Спрятав телефон в карман, я решил поговорить с Павлом после встречи с ней, если конечно мне представятся возможность попасть к ней. А для этого мне необходимо было придумать подходящую легенду. По пути к Лубянки я этим и занимался. Не важно было, что именно я скажу, важно было, как я это скажу, каким тоном и каким видом. Нужно было излучать уверенность.

Встреча с незнакомцев совсем заставила меня забыть о неожиданном открытии, сделанным в доме матери Екатерины. Портрет, так сильно напоминавший Алису. Старая черно-белая фотография, которая была еще одним кусочком в мозаике. Но проблема была в том, что собрать эту мозаику я никак не мог, более того, каждая новая ее часть все больше и больше, как мне тогда казалось, уводила меня от ответа. Есть вещи не подвластные нашему понимаю. Они реальны, они существуют, но мы не можем понять суть их природы. Таким именно было для меня это дело в тот момент. Я осознавала, что логика во всем этом обязательно должна присутствовать и, что у этой загадки есть своя разгадка, просто я не могу, не имею возможности сейчас узнать ее, ибо все происходящее находится за гранью моего понимая, кусочков пазла не хватает. А значит мне нужно было искать новые части и думать, как составить из них картину.

... Через полтора часа я был на КПП внутренней тюрьмы Службы. Я поздоровался с дежурным и сказал, что мне нужно поговорить с заключенной, с которой мы с Павлом вчера уже общались. Уверенно и прямо сказал ему о необходимости срочной беседы, в связи с вновь открывшимися фактами по делу.

– Дело не терпит отлагательств, - настаивал я, видя нерешительность дежурного.

– Сейчас посмотрим, - буркнул он без особого удовольствия и полез в журнал учета заключенных.

– Какой вы говорите у нее номер?
– спросил он.

Я назвал номер, присвоенный в тюрьме Алисе. Номера присваиваются всем, кого привозят во внутреннюю тюрьму Службу. Номер всегда идет вместе с фамилией. Но Алиса была записана лишь под номером, потому как фамилию ее никто не знал.

– Выбыла, - сказал он мне, закрыв журнал.

– Как выбыла?
– ошарашенно спросил я.

– Вчера поздно вечером приехали из ФСО и забрали ее.

К такому повороту событий я был абсолютно не готов.

– Это точно?

Дежурный глянул на меня недоверчивым взглядом.

– Конечно точно.

Я быстро поднялся в свой кабинет и позвонил Павлу с мобильного телефона.

– У тебя есть свои люди в ФСО? Не поверишь, что произошло, - далее я рассказал ему о случившемся.

У Павла свои люди были везде. Через сорок минут он позвонил мне и сообщил, что ФСО никого у нас вчера не забирали. Более того, последний раз такое было восемь месяцев назад.

– Нужна бумага из ФСО, официальная, - сказал я Павлу.
– Ее нужно искать.

Через час вся Служба стояла на ушах. Приехал полковник, заместитель директора, который позвонил и доложил обо всем самому директору. Начальник внутренней тюрьмы ходил белый как мел, а после беседы с замдиректора напоминал ходячий труп.

В два часа дня мы с Павлом сидели в кабинете полковника, который перед началом беседы долго изучал какие-то бумаги, постоянно трогал свои усы и громко пыхтел как паровоз, что было недобрым знаком.

– Сейчас будет большой шухер, ребятки. Может даже головы полетят, - он кивнул в мою сторону. И все благодаря тебе, капитан. Никто бы так и не заметил подставы. Докатились. Вывезли человека прямо с Лубянки.

Мы с Павлом сидели молча, боясь начать говорить. Однако полковник все равно задал вопрос, на который нам отвечать очень не хотелось:

– Так что вчера было-то? О чем вы с ней так поговорили, что ее в тот же день отсюда забрали?

Я посмотрел на Павла, давая ему понять тем самым, что лучше всего ответить ему. Выкручиваться он мог. И он смог сделать это и на сей раз. Излучая уверенность в своих словах, активно жестикулируя и постоянно смотря в глаза полковнику, он смог убедить того, что ничего нового мы не узнали.

– Она просто дурила нам голову, как и во время допроса в Солнцегорске, - подвел он итог своей речи.