Решив сэкономить время, мы пошли напрямик по кустам и в скором времени попали в болото. Скулачёв промочил ноги, и мы после не долгих поисков выхода, вернулись назад, изменив направление на возвышенность. В кустах у пригорка располагалось седьмое орудие. Об этом можно было догадаться, так как у кустов мы увидали краснофлотцев с мисками в руках, сидящих на траве. Увидев нас, они положили миски и встали "смирно", но Скулачёв дал команду "оставить", и мы прошли мимо них.

Далее за кустами сидела остальная команда вместе со своим командиром, они ели кашу.

Увидев нас, командир поставил на землю свою миску и, подойдя к нам, подал руку обоим, сказав в мою сторону: л-т "Овчинников". Высокого роста, молодой, стеснительный, показал так же своё хозяйство. Он не говорил и не объяснял, видно из-за своей застенчивости. Больных на пушке не было. Здесь мы освободились быстро. Распрощавшись со всеми, мы поднялись на пригорок. После пригорка спустились, шли по полю и вышли на проезжую дорогу, которая выходила на Киевское шоссе.

"Ну вот, сегодня, мы успели с тобой побывать на семи орудиях и пройти шесть деревень, а вот деревня Пелгала, мы ей прошли стороной. Осталось нам побывать на восьмой и девятой пушках, но они отсюда далеко, километров 4-5, и идти надо лесом и кустами, я хорошо этих троп не знаю. Был там раза два с командиром, но этого недостаточно. Там есть перекрёсток дорог, потом болото. Я не уверен, что мы не собьёмся с пути, тем более ночь. А если заблудимся, то командир через некоторое время поднимет тревогу на крайних точках, для наших поисков нас. Он периодически ведёт переговоры со всеми командирами, они в свою очередь ему докладывают. Восьмая и девятая пушки расположены рядом на краю деревня Пеляля. Там два молодых командира - ученики Иванова".

Левый фланг батареи жил обособленно. У них свой камбуз. Пищу они готовили сами для двух команд, в деревенской избе, в русской печи. Там было больше удобств, чем на других точках. Потому Скулачёв сказал: "я думаю, нам не ходить на крайние точки сегодня, срочности такой нет, если бы там что случилось или кто заболел, то позвонили.

Тоня, вот куда тебя определять на ночлег? Придётся в деревне Пелгала, здесь есть одна старушка, она не эвакуировалась. Она одна в доме живёт, ты не побоишься? Это только на сегодня, а там мы с командиром решим основательно".

По просёлочной дороге мы вернулись обратно, пройдя около километра пути и вошли в пустую деревню. Деревня состояла из нескольких домов, стоящих по одну сторону дороги. Пройдя до половину, мы свернули к одному из домов. Двери в дом были открыты. "Хозяйка дома", - громко сказал Скулачёв. Глухой женский голос спросил: "кто там"? "Принимай дачников, тётя Маруся".

Женщина вышла из кухни, окину меня холодным взглядом, сказала на ломанном русском языке "позалюйста". Скулачёв перешёл к делу - "тётя Маруся, разреши одну ночь переночевать нашему доктору?" Она опять ответила "позалюйста", и ввела нас в чистую маленькую комнату за кухней, зажгла лампу и принесла крынку парного молока.

Мы сидели с Андрианом, пили парное. Тёплое молоко, отдыхая, непринуждённо беседу опять все о нашей Академии. "Я засиделся", - сказал Скулачёв, - "пойду, уже поздно, правда теперь ещё белые ночи, но надо отдыхать. Устраивайся здесь поудобней и отдыхай, а я пойду к пушке и там заночую. И он пожелал мне спокойной ночи.

В доме во всех комнатах были заправлены кровати, полагать надо, хозяйка ждала, как обычно и этот год, дачников, а пришли воины. Комнаты пустые. Книг никаких нет, да и читать не было желания. Вскоре за Скулачёвым ушла и хозяйка. Она на ломаном языке сообщила, что ночевать я буду одна, а она уйдёт к дочке. Смысл её речи я поняла не сразу.

Обойдя весь дом, я вышла в пустой двор. Все двери настежь открыты, запоров на дверях нигде нет. В пустом доме где даже кошки нет, я не привыкла бывать. Было тоскливо одной. Вчера только была в шумном городе, среди множества людей, а сегодня в глухой пустой деревне, одна. Вспоминала слова Андриана, что жизнь на сто восемьдесят разворачивает нас и не спрашивает нашего согласия.

Спасть не хотелось, пойти прогуляться по деревне, возможно кого-нибудь встречу? Прошлись по деревне из конца в конец, нет ни одной души, собак даже не встретила. Неприятно смотреть на пустую деревню, впечатление, как будто здесь все вымерли от холеры ли чумы.

Я вся была под впечатлением сегодняшнего дня, всего виденного мною и слышанного. Перед моими глазами проходили моряки, все они были одинаковые, похожие друг на друга, деревни, пушки и командиры, все они у меня перепутались. Запомнились только силач Саша, видимо потому, что я ему грубовато ответила на его добродушие, а теперь сожалела, и черноглазый Алексей, который все угощал нас обедом, но фамилию и номера пушек я не запомнила.

Думая о моряках, я им завидовала, что они живут вместе одной семьёй, а я одна и одной мне быть здесь всегда.

Вспомнила командира батареи Иванова - требовательного. Сработаюсь ли я и справлюсь ли со своими обязанностями? Всё начинать сначала, с колодцев, с гальюнов. Нужны медикаменты и срочно. Уже думала я и о больном. Думы вытеснили всю тоску одиночества, и я стала составлять предварительный план своей работы на первые дни.

Я вспоминала государственные экзамены, как тогда готовилась и как сдавала. Волновалась.

Вот он теперь настоящий экзамен - жизнь, и держать его куда труднее и сложнее.