Я выбрал Джоан Сазерленд в ее «знаковой роли»; я знал, как Эсмеральда любит «Лючию ди Ламмермур» — эту пластинку я и поставил, негромко.

— Билли, сегодня у тебя счастливая ночь — и у меня тоже. У меня тоже никогда не было вагинального секса. И не важно, если я и забеременею. Если дублерша запорола свой выход, на этом все — можно ставить точку, — сказала Эсмеральда; она умылась и почистила зубы, но кажется, была еще немного пьяна.

— Не сходи с ума, — сказал я ей. — Важно, что ты можешь забеременеть. У тебя будет еще много шансов, Эсмеральда.

— Слушай, ты хочешь попробовать или нет? — спросила меня Эсмеральда. — Я хочу попробовать в вагину, Билли, — я прошу тебя, господи ты боже мой! Я хочу знать, каково это!

— А-а.

Конечно, я надел презерватив; я надел бы и два, если бы она попросила. (Она точно была еще немного пьяна — тут не было никаких сомнений.)

Так это и произошло. В ту ночь, когда умер наш президент, я впервые занялся вагинальным сексом — и мне правда, правда понравилось. Кажется, как раз во время сцены безумия Лючии у Эсмеральды случился очень громкий оргазм; честно говоря, я так и не понял, кто из них двоих взял ми-бемоль: Джоан Сазерленд или Эсмеральда. В этот раз мои уши не были защищены; я едва расслышал лай хозяйкиной собачки — так звенело у меня в ушах.

— Черт подери! — услышал я голос Эсмеральды. — Это было потрясающе!

Я сам был потрясен (и испытывал облегчение); мне не просто правда, правда понравилось — я был в восторге! Был ли этот вид секса не хуже (или лучше), чем анальный? Он был другим. В дипломатических целях я всегда говорю — когда меня спрашивают, — что анальный и вагинальный секс мне нравятся «одинаково». Все мои страхи относительно вагин оказались необоснованными.

Но, увы, я несколько затормозил с ответом на ее «Черт подери!» и «Это было потрясающе!» — я размышлял о том, как мне понравилось, но не произнес этого вслух.

— Билли? — спросила Эсмеральда. — А тебе как? Тебе понравилось?

Знаете, не только у писателей есть такая проблема, но для писателей это правда, правда больной вопрос; наш так называемый ход мысли, хоть он и беззвучен, совершенно невозможно остановить.

— Точно не бальная зала, — сказал я. И это после всего, что пришлось пережить в тот день бедной Эсмеральде.

— Не что? — спросила она.

— А, это просто так говорят у нас в Вермонте! — быстро выпалил я. — Просто бессмыслица какая-то, правда. Я даже не уверен, что именно означает это «не бальная зала».

— Но почему ты сказал что-то негативное? — спросила меня Эсмеральда. — «Точно не» что угодно звучит негативно, «точно не бальная зала» похоже на сильное разочарование, Билли.

— Нет, нет — я не разочарован. Я в восторге от твоей вагины! — вскричал я. Сварливая собачка снова гавкнула; Лючия начала повторяться — она вернулась к началу, где была еще доверчивой юной невестой, которую так легко было выбить из колеи.

— Я не «бальная зала» — как будто я всего лишь какой-нибудь спортзал или кухня или вроде того, — сказала Эсмеральда. Затем настала очередь слез — слез по Кеннеди, по ее единственному шансу стать основным сопрано, по ее неоцененной вагине — целого потока слез.

Невозможно взять назад слова «точно не бальная зала»; это просто-напросто не то, что следует произносить после первого вагинального секса. Конечно, я не мог взять назад и то, что заявил Эсмеральде об ее увлечении политикой — о ее недостаточном стремлении сделаться сопрано.

Мы провели вместе Рождество и начало следующего года, но между нами уже возникло недоверие. Однажды ночью я, видимо, что-то пробормотал во сне. Утром Эсмеральда спросила меня:

— Тот приятного вида немолодой мужчина, что был в «Цуфаль» — ну, в тот жуткий вечер, — что там он говорил о писательском курсе? Почему он назвал тебя юным писателем, Билли? Он тебя знает? Вы знакомы?

Э-э, ну — на этот вопрос не было простого ответа. А потом, однажды вечером после работы — это было в январе шестьдесят четвертого — я перешел на другую сторону Кернтнерштрассе и повернул на Доротеергассе к «Кафе Кафих». Я отлично знал, какие посетители собираются там по ночам — только мужчины, и только геи.

— Смотрите-ка, а вот и юный писатель, — скорее всего, сказал Ларри, или, может, просто спросил: «Ты ведь Билл, да?» (Кажется, как раз этим вечером он сказал мне, что решил прочесть тот писательский курс, о котором я просил, — но занятия тогда еще не начались.)

Тем вечером в «Кафе Кафих» — за несколько вечеров до того, как он подкатил ко мне, — Ларри, вероятно, спросил:

— А как же дублерша сопрано? Где эта милая, милая девушка? Не какая-нибудь посредственная леди Макбет, а, Билл?