Теперь на ней было красное платье, уже и короче желтого. Волосы она распустила, длинные. Почти до попы. Те же дурацкие серьги, а на губах больше намазано помадой. Когда она шагнула в кабину, Гарри вошел следом. Начали подниматься, и он опять нажал аварийную кнопку. И навалился на женщину, и впился губами в этот красный непристойный рот. И снова на ней не было колготок — лишь красные гольфы. - Чарльз Буковски, "Человек, который любил лифты"
========== Darts Of Pleasure ==========
Помнится, в мою счастливую бытность студенткой, в Йельском кружке журналистики нам что-то говорили о пунктуальности как о чуть ли не самой главной черте высококлассного репортера. Нас потчевали легендами о том, что хороший журналист всегда на месте события чуть ли не до виновников этого самого события. А меня еще и ругали за то, что я вечно влетаю в редакцию в самый последний момент. Потом, когда я начала работать в The Nation, пунктуальность воспринималась как что-то само собой разумеющееся, как и предчувствие главных политических скандалов.
Сейчас же я опаздывала даже по светским меркам катастрофически. Модные тусовки и не предусматривают появления к открытию, но если хочешь найти изюминку в очередной сумасшедше-дорогой попойке, то надо прийти, по крайней мере, раньше основного состава гостей. Посмотреть, кто с кем пришел, и как они потом разбегутся по углам – залог проходной статьи о любом мероприятии сливок Нью-Йорка.
Коллеги и шеф скажут, что все это мое презрение к проделываемой работе. Возможно, так оно и есть, меня грызет то, что я должна, как полнейшая идиотка, бегать по вечеринкам и тупеть с каждой из них, тогда как несколько ранее работала на один из самых престижных журналов страны. Но сегодня опоздание – совсем не моя вина. Будь мой кроха Z4 M* даже миниатюрней Smart’а, я не проскочила бы пробку в центре.
Да, купе, а тем более родстеры, признак зажравшегося эго, мой же прекрасный немец – последние крохи эга разбитого. То, что напоминает о жизни до светской хроники.
Но вернемся к вечеру в компании Moet и топ-моделям, музыкантам и прочим участникам скромной домашней вечеринки одного из главных модников Манхеттена. Последние веяния моды добавили в его список кучу неизвестных мне музыкантов, а я только успела привыкнуть ко всем этим светским львицам, львам и не определившимся. Я вошла в холл здания, а одновременно со мной перед кем-то из гостей открылся личный лифт хозяина вечеринки. Желания стоять в ожидании его спуска не было, поэтому я с криком «подержите лифт» кинулась пересекать холл. Ноги на скользком мраморе грозили разъехаться, а гость похоже не услышал моей отчаянной мольбы. Не долго думая (одна из прерогатив моей новой работы), я сняла лодочки и швырнула их в кабину. Оттуда высунулся взъерошенный гость в подобии смокинга и вежливо осведомился:
– Не откажите ли мне в удовольствии попридержать для Вас лифт, мисс?
А мы просто фонтанируем сарказмы, как мило, еще и акцент нездешний. Придется падать на дурочку и отделываться общими фразами, а то вдруг он главная изюминка сегодняшнего шоу. Я изобразила предельную радость и небывалое счастье в ответ на небывало щедрое предложение и пересекла финишную черту.
– Вам на какой этаж?
– осведомился юморной гость. Я же переводила дыхание от спринта и проводила внутренний тренинг «темно-русый – тоже блондинчастый». Он тем временем потянулся к приборной доске, та некстати оказалась за моей спиной. Немного помедлил у кнопки закрытия двери, которая находилась на уровне моего бедра, и наклонился ближе.
– На верхний, - улыбнулась я, входя в роль выпускницы модельной школы, а не университета Лиги плюща.
– Какое совпадение, - улыбнулся он в ответ и проскользил рукой вверх, почти касаясь моей руки.
– А сейчас, если Вы не возражаете, - указала ему на противоположную часть ринга, предлагая освободить личное пространство, - я бы хотела надеть туфли.
Он отступил, изображая все оттенки светской учтивости, а я наклонилась к лодочкам. Всегда с поразительной точностью могла определить на себе чужие взгляды, сейчас же по тому, что в меня вперились уж больно пристально и забыли дышать, я поняла, что где-то сплоховала.
Да, желтое платье было не самой хорошей идеей. Несмотря на скотч, который должен был компенсировать отсутствие лифчика, зафиксировав ткань, и широкий пояс, запАх брал свое, шифон передавал привет, и я пожалела, что не затянула узел на спине до превращения створок декольте в эластичный спортивный бинт. Делать нечего, не спеша закончила обувание и медленно, как ни в чем не бывало разогнулась.
Сосед по заточению тут же преодолел дистанцию, предписанную этикетом, вкрадчиво поинтересовался, не хочу ли я еще немного припоздниться на вечеринку, и на случай согласия искал кнопку аварийной остановки лифта у меня за спиной. Мужчины с иностранным акцентом всегда были моей слабостью, не удивительно, ведь работа моя зависит от умения слушать, вот и предпочтения отдаю необычным голосам и произношению. А этот еще и, как назло, высокий. Говорят, женщины любят ушами. Возможно, но не я, ушами я исключительно работаю и периодически наслаждаюсь экзотическим тембром собеседника, но, чтобы налапшать мне, нужно быть виртуозом, каких я еще не видывала. А природе-то надо брать свое, вот и получилось так, что высокие мужчины – мой криптонит.
– Не в этом лифте, я на работу еду, - из последних сил выдала я ответ нависающему надо мной искушению. Чертовски близко и горячо, отделяй нас от цели этажей десять больше, я б и сама оборвала аварийную кнопку. И пускай после этого скажут, что я безответственно отношусь к своей новой специализации.
– А ведь следующего может и не быть, - прошептал незнакомец, буквально касаясь губами моего уха, горячий воздух обжег шею. Он сократил расстояние между нами до того, что я уже и вдох сделать не могла, не уткнувшись в его грудь. Я напоминала себе о профессиональных обязательствах и вспоминала результаты последних выборов в Конгресс. Отпустило.
– Значит, не судьба, - ответила я, пытаясь сохранить твердость в голосе, и вынырнула из западни в открытые двери лифта.
***
Бокал шампанского в руке – как знак хозяину дома, что у него отличная вечеринка, пузырьки жидкого золота делают свое дело, вокруг беззаботное веселье и ничего интересного. Разговоры о новых коллекциях дизайнеров для избранных, новых музыкальных веяниях и извращенные дискуссии о бит-поколении, отклик на достижения которого породил современную потребительскую пародию на хипстеров 50-тых – претенциозно небрежно одетых детишек богачей, которые хвастают друг перед другом личными письмами Керуака или Берроуза, добытыми их родителями на аукционах.