Шрифт:
Но, а что я сделаю? Что?
Отдать обратно?
…да быстрее сама себя удушу.
***
Еще пару часов – и приняться собираться домой.
Всполошились гости, опять крики, опять «горько», вот только теперь вместо эротической феерии от молодоженов – скромный чмок, отчего все просто выпали в осадок.
– Да че-т хреново мне, - шепчу невнятно…
– А ну, да… будущая мамаша же как-никак.
– Да правильно все! Силы на первую брачную берегут! Молодцы, вы уж там постарайтесь! Ух!
Поцелуи, объятия, поздравления в очередной раз.
Замираю рядом с Борей, пока там Киселева «облизывают».
Шепотом:
– Ничего не будет.
Короткая, кривая улыбка, взгляд мне в лицо. Несмело кивает.
Вдруг кто-то пинается из толпы, отчего невольно еще сильнее прижимаюсь к Кузнецову.
Отчаянно, горько шепчу, едва не плача:
– А лучше забери меня с собой, Борь…
Обмер, пришпиленный. Скривился болезненно. Глаза в глаза.
Читаю по губам:
– Я тебе верю.
Злобно стискиваю зубы и отворачиваюсь.
Верит он мне. Верит. А что мне теперь делать? Как Киселева сбагрить? Как сбежать?
Взор на Артема – счастливый, довольный, сполна упивается победой. Еще ничего не знает, не осознает. Противится очевидному, противится правде.
Шаг вперед, хватаю муженька за руку и тащу на выход.
В последний момент обернуться, состроить радость на лице, помахать рукой гостям, в очередной раз поблагодарить, прощальный взор на Борю – и выбраться в прихожую. Поверх куртку – да к такси.
– Правильно, не*** одеваться, коль сразу раздеваться придется! – бросает нам кто-то колкое.
Узнаю на пороге и Еремова – качает недовольно головой.
Отвернуться, зажмуриться. С*ка… и какие подобрать слова? Как бомбануть так – чтоб все остались… живы.
…
– Так че, куда? – вдруг отзывается водитель. – На Комсомольскую?
– На Ленинский, - выстреливаю я из гранатомета.
– В смысле? – оторопел муженек. – Зачем?
Обмираю. Жуткое за и против, рублю почти как есть. Несмело подвожу взгляд, глаза в глаза:
– Артем, это была сделка… И я ее провернула.
Сверлит, всматривается в меня, все еще не желая осознать то, что есть.
– Но ты теперь – моя жена.
Малодушно, едва заметно качаю отрицательно головой. Миг – и выпаливаю очередную порцию свинца:
– Ты же знал всё… с самого начала. Зачем теперь… всё это, а?
Тягучая пауза и отваживается, казалось, на невероятное:
– Это всё из-за Кузнецова, да?
Неуверенно качаю отрицательно головой.
– Пойми, - прячу виновато взор. – Не готова я еще к отношениям. Не готова… и вряд ли когда смогу, - очи в очи. – Я слишком долго… не подпускала к себе людей. Я отвыкла быть с кем-то. Верить, жить, уступать. Я люблю свое одиночество – и не могу без него.
– Ты же врешь… - едва слышно, а глаза уже так и блестят от отчаяния, боли.
– Разве?
***
Приехать домой, к матери обратно. Провел до квартиры. Поцелуй в щеку – и пошел смиренно прочь.
Стыдно, гадко… но и, тем не менее… я ничего не обещала ему. Ровным счетом НИЧЕГО. После всего – откровенно поставила перед своей попыткой загладить вину, а то… что он недопонял или сам себе нарисовал – тут уж я не в ответе. Хватит с меня моих кандалов, крестов – не хочу брать еще и дорисованные.
…
С Борей связывались пока лишь по телефону. Пообещал отыскать ту с*ку, свидетельницу. Ефима приставил к Киселю, да и Ерема через Заболотного взял все под свой незримый контроль. У Фирсова просто больше не было никаких шансов. Артема впредь не закрывали под стражу: жил у себя, лишь иногда приходя ко мне в гости, набиваясь на свиданки – оправдывалась, как могла, и то, лишь когда палилась, что нахожусь дома.
На работу устраиваться тоже пока не спешила: слишком много дерьма и так на мои плечи свалилось, чтоб туда прибавить еще и иной головняк. Мать любезно приняла на себя ношу содержать меня все то время, пока мне это было необходимо, даже не смотря на то, что «вновь предала брата»...