В 1602 году, в самом конце царствования королевы Елизаветы, некий Дик Певерил пользовался в Корте большим влиянием. Он был братом мастера Джозефа Певерила, владельца фамильного дома и земель, который двумя годами ранее, в почтенном возрасте семидесяти четырех лет, стал отцом мальчиков-близнецов, первенцев в его потомстве. Известно, что венценосная, преклонных лет, девственница сказала как-то красавчику Дику, который был почти на сорок лет моложе своего брата: "Какая жалость, что это не вы владелец Черч-Певерил", и, возможно, именно эти слова стали толчком к зловещему плану, родившемуся в его голове. Во всяком случае, красавчик Дик, достойный представитель семьи, пользовавшейся не самой лучшей репутацией, отправился верхом в Йоркшир, и обнаружил, к своему удовлетворению, что с его братом Джозефом случился апоплексический удар, явившийся результатом сочетания продолжительной жаркой погоды и страстным желанием утолить жажду непомерным количеством спиртного, и он скончался до приезда красавчика Дика, который, Бог знает с какими мыслями, держал свой путь на север. Так случилось, что он прибыл в Черч-Певерил как раз в день похорон своего брата. С его стороны было весьма благопристойно присутствовать на погребении, а затем провести два или три дня траура со своей овдовевшей невесткой, дамой со слабыми нервами, совершенно не подходившей к таким ястребам, которые являли собою эти двое. На вторую ночь случилось то, о чем Певерилы не могут вспоминать без содрогания и по сей день.

Проникнув в комнату, где спали близнецы со своей нянькой, он преспокойно задушил последнюю, спящею. Затем он взял близнецов и бросил их в огонь, которым согревали длинную галерею. Жаркая погода, стоявшая до дня кончины Джозефа, сменилась неожиданно сильными заморозками, а потому зажгли камин, в котором пламя радостно пожирало толстенные поленья. В центре кучи пылающих дров он соорудил нечто вроде кремационной камеры, и бросил туда близнецов, подталкивая их своими сапогами. Они могли ползать там, но не могли выбраться наружу. Говорят, что он смеялся и подкладывал поленья в огонь. Так он и стал владельцем Черч-Певерил.

Впрочем, ему не удалось в полной мере насладиться результатами своего преступления, поскольку он прожил всего лишь около года, после вступления в права наследования. Лежа на смертном одре он во всем признался исповедовавшему его священнику, но дух его оставил бренное тело до того, как ему было даровано отпущение грехов. Начиная с этой ночи и до сегодняшнего дня в Черч-Певерил и начали появляться призраки, о которых в семействе заговаривают редко, да и то полушепотом и не допуская вольностей. Ибо спустя всего лишь час или два после кончины красавчика Дика, один из слуг, проходя длинной галереей, услышал за одной из дверей раскаты громкого смеха, столь же веселого, сколь и ужасного, который, как он думал, более никогда не будет услышан в этом доме. Тогда, под влиянием внезапного приступа отчаянной смелости, что так сродни смертельному ужасу, он открыл дверь и вошел, ожидая увидеть нечто, отделившееся от мертвого тела лежавшего в комнате этажом ниже. Вместо этого он обнаружил две маленькие фигурки в белых одеждах, державшиеся за руки и направлявшиеся к нему по лунной дорожке на каменном полу.

Слуги, находившиеся в нижней комнате, взбежали наверх как только услышали шум падающего тела, и обнаружили его, совершенно скрючившегося от испытанного ужаса. Под утро он пришел в себя и поведал о виденном. Затем указал дрожащими, пепельно-серыми пальцами на дверь, вскричал громким голосом и умер.

В течение последующих пятидесяти лет эта странная и ужасная легенда о близнецах получила свое продолжение и приобрела законченный вид. Их появление, к счастью обитателей дома, было чрезвычайно редко, и в течение прошедших лет они являлись четыре или пять раз. Их видели в длинной галерее, ночью, между закатом и восходом, - двух маленьких детей, едва-едва научившихся ходить. И каждый раз тот несчастный, кому довелось увидеть их, умирал быстро или страшно, или быстро и страшно одновременно, после явившегося ему видения. Очевидец мог прожить несколько месяцев, поминутно ожидая страшной кончины, те, которые родились под счастливой звездой, умирали в течение нескольких часов, подобно слуге, увидевшему их первым. Значительно более ужасной была судьба уподобившихся миссис Каннинг, которая имела несчастье встретить их в середине следующего столетия, если быть точным - в 1760 году. К этому времени час и место их появления были уже хорошо известны, а потому, как и годы спустя, гостей предупреждали о том, чтобы они не наведывались в длинную галерею в период между закатом и восходом солнца.

Но миссис Каннинг, женщина выдающегося ума и потрясающей красоты, поклонница и друг пресловутого скептика Вольтера, вопреки предупреждениям, ночь за ночью проводила в проклятом месте. В течение четырех ночей ничего не происходило, но на пятую случилось то, чего она ожидала с таким нетерпением, дверь в середине галереи отворилась, из нее вышли и направились к ней зловеще-невинной парой близнецы. Даже тогда она не испугалась, но не нашла ничего лучшего, как издевательски посмеяться над ними, заявив, что пришло время им вернуться обратно в огонь. Они ничего не сказали в ответ, но, плача, отвернулись. Сразу же после того как они исчезли, она шумно спустилась вниз, где ее с нетерпением ожидали семья и гости, и с триумфом в голосе объявила, что она видела обоих близнецов, что надобно сейчас же отписать Вольтеру и сообщить ему, что она наконец-то имела общение с духами. Пусть он посмеется вместе с нею. Но когда, спустя несколько месяцев, весть дошла до великого скептика, он и не подумал смеяться.

Миссис Каннинг была одной из первых красавиц своего времени, а в этом (1760) году находилась в самом зените расцвета своей красоты. Ее главной отличительной чертой, если таковую вообще можно выделить среди идеальных, была ослепительная, ни с чем не сравнимая свежесть ее лица. Ей было всего тридцать лет, но, не смотря на иногда чрезмерно бурно прожитые годы, лицо ее сохраняло белизну и румянец девичества, и она предпочитала яркий дневной свет (которого многие прочие женщины стараются избегать), потому что он весьма выгодно подчеркивал эту свежесть. Вследствие этого, однажды утром, спустя недели две после встречи в длинной галерее, она сильно встревожилась, обнаружив на левой щеке, на дюйм или два ниже глаза (у нее были прекрасного бирюзового цвета глаза), сероватый участок кожи, размером примерно в трехпенсовик. Ни обычные мази, ни притирания не помогли; не помогло искусство косметологов и врачей. Целую неделю провела она в уединении, изнуряла себя непривычным одиночеством и строгим образом жизни, но к концу недели вынуждена была констатировать, что это ни к чему не привело: пятно утроилось в размерах. Причем дальнейшее развитие неизвестной болезни, чем бы они ни была, приняло ужасный вид. Из центра блеклого пятна во все стороны протянулись жилки, подобные поросли лишайника, вдобавок, на нижней ее губе, появилось еще одно такое же пятно. Вскоре и оно обрело отростки, а однажды утром, ожидая с ужасом, что готовит ей грядущий день, она обнаружила, что видит окружающие предметы как бы размытыми. Она бросилась к зеркалу и то, что она увидела, заставило ее закричать от ужаса. Из-под верхних век, на которых за ночь возникло некое подобие гриба, протянулись отростки, напоминающие корни, мешающие видеть. Спустя время болезнь перекинулась на язык и горло, ей стало трудно дышать, и смерть, наступившая от удушья, стала милостивым избавителем от невыносимых страданий.

Еще более страшный случай произошел с полковником Блентайром, который стрелял в призрак из своего револьвера. Однако он настолько был страшен, что мы не станем описывать его в нашем повествовании.

Именно к этим призракам семейство Певерил относится весьма серьезно, и каждый гость, по прибытии в дом, непременно ставится в известность относительно не посещения длинной галереи после наступления темноты ни по какой причине. Здесь, однако, нам следует сделать небольшое отступление и дать краткое описание местоположения галереи, для облегчения понимания связанных с ней событий. Это помещение имеет длину в полных восемьдесят футов и освещается рядом из шести высоких окон, из которых открывается вид на сад позади дома. Попасть сюда можно через дверь на лестничной в верхней части главной лестницы; примерно на середине, напротив окон, имеется другая дверь, ведущая на заднюю лестницу и к комнатам прислуги; таким образом, их путь от своих комнат к лестничной площадке главной лестницы проходит по галерее. Именно через эту дверь вышли призрачные близнецы, когда показались миссис Каннинг, равно как и в нескольких других случаях, что не удивительно, поскольку комната, из которой они были взяты красавчиком Диком, находится вверху задней лестницы. В дальнем конце галереи имеется камин, в котором они были сожжены, и большое, напоминающее лук, окно, выходящее на аллею. Над камином, грозным напоминанием о случившемся, висит портрет красавчика Дика, - художник запечатлел его в период расцвета юношеской красоты, - приписываемый кисти Гольбейна, и с десяток других портретов славных представителей семейства. Хотя в течение дня это место, пожалуй, является наиболее посещаемым, в другое время здесь не встретить никого, и единственный звук, нарушающий торжественную тишину, - это жуткий веселый смех красавчика Дика, который иногда, после наступления темноты, доносится из окна до проходящих по аллее. Пожалуй, только Бланш при этом не впадает в панику: она закрывает уши руками и ускоряет шаг, стремясь как можно скорее увеличить расстояние между ней и источником жуткого смеха.

Но в течение дня галерея посещается многими, и в ней часто слышен смех, ни в коей мере ни мрачный, ни зловещий. Летом, когда земля изнывает от жары, посетители располагаются здесь поближе к окнам, а зимой, когда мороз пытается ухватить своими ледяными пальцами среди замерзших деревьев, веселая компания располагается вокруг камина в дальнем конце, и рассаживается на диване и креслах, на спинках кресел, а то и просто на полу. Я сам частенько сиживал там длинными августовскими вечерами вплоть до наступления сумерек; но никогда не видел, чтобы кто-то изъявлял желание остаться здесь, стоило кому-нибудь, наконец, напомнить: "Время к закату... Не пора ли?" И короткими осенними днями, после чая, отдыхая там, даже когда веселье бывает в полном разгаре, миссис Певерил, взглянув в окно, говорит: "Мои дорогие, становится слишком поздно; давайте закончим наши дурачества внизу, в гостиной". Мгновение - и повисает тишина, словно кто-то сообщил дурные новости. Мы умолкаем, и также в молчании покидаем это место.