И вдруг, внезапно, ее охватила жалость, и страх исчез, как исчезает по весне морщинистая оболочка, являя миру молодые зеленые листья.

– Милые мои, мне жаль вас, - прошептала она.
– Нет вашей вины в том, что вы должны принести мне, что вы должны нести, но я... я больше не испытываю страха перед вами. Только жалость. Да благословит вас Бог, бедные дети...

Она подняла голову и посмотрела на них. И хотя все еще было темно, теперь она могла различить их лица, смутные и неясные, колеблющиеся, словно пламя свечи на ветру. Но на лицах их не было видно ни ожесточения, ни печали - они улыбались ей, да-да, улыбались, немного застенчивыми улыбками. И она увидела, как они слабо тают, исчезают вдали, подобно пару в морозном воздухе.

Мэйдж не сразу смогла пошевелиться, когда они совсем исчезли, но вместо страха ей владело сейчас прекрасное чувство умиротворенности, счастливой безмятежности, и она просто не хотела ни единым движением нарушить его. Впрочем, скоро она встала и продолжила свой путь, не подгоняемая ужасом и не ожидая ничего плохого; она прошла по длинной галерее и на лестничной площадке столкнулась с Бланш, спешившей наверх, что-то насвистывавшей и размахивавшей коньками.

– Как твоя нога, дорогая?
– спросила она.
– Я вижу, ты больше не хромаешь.

До этого момента Мэйдж и не вспоминала об утреннем падении.

– Мне кажется, все в порядке, - сказала она, - во всяком случае, она меня не беспокоит. Бланш, дорогая, вам не следует беспокоиться за меня, но...
– я только что видела близнецов.

В мгновение лицо Бланш побелело от ужаса.

– Что?
– прошептала она.

– Да-да, только что. Я их видела. Но они были доброжелательны, они улыбались мне, и я пожалела их. И знаешь, я почему-то уверена, что мне нечего бояться.

Как выяснилось вскоре, Мэйдж оказалась права, с ней ничего не случилось. Возможно, ее отношение к близнецам (смеем предположить), ее жалость, ее доброта, сняли проклятие, тяготевшее над ними.

В самом деле, на прошлой неделе я приезжал в Черч-Певерил, прибыв туда вскоре после наступления темноты. Как только я поднялся на лестничную площадку, отворилась дверь, ведущая в длинную галерею, и оттуда вышла Бланш.

– А вот и вы, - сказала она.
– Я только что видела близнецов. Они выглядят очень мило и не исчезали почти десять минут. Пойдемте пить чай.

НА МОГИЛЕ АБУ АЛИ

Луксор, по мнению большинства тех, кто его посещал, обладает некой прелестью и значительным числом достопримечательностей, приманивающих туристов, главными из которых считаются наличие в отелях бильярдных, божественных садов, способных вместить любое количество посетителей, по меньшей мере еженедельные танцы на борту туристического парохода, охота на перепелов, климат как на Авалоне, а также внушительных древних памятников для тех, кто обожает археологию. Впрочем, есть и другие, не столь многочисленные, но фанатично уверенные в своей правоте, для которых Луксор есть некое подобие спящей красавицы, просыпающейся по мере прекращения всех этих увеселений, когда отели пустеют и маркеры перемещаются для "продолжения развлечений" в Каир, когда перепела уничтожены, а уничтожавшая их толпа туристов сбежала на север, и Фиванская долина, сжигаемая тропическим солнцем, уподобляется пустынному футбольному полю, на которое не заманишь ни единственного человека, даже если царица Хатасу пообещает, что даст ему аудиенцию в Дейр-эль-Бахри.

Однако подозрения, что фанатики отчасти правы, поскольку что касается иных предметов, мнение этих людей отличалось здравой рассудительностью, заставили меня пересмотреть свои собственные убеждения, в результате чего случилось так, что пару лет назад, в первых числах июня, я остался здесь, чтобы убедиться в правоте или неправоте их мнения.

Обилие табака и длинные летние дни помогли нам оценить всю прелесть, которой обладает летний юг, и Уэстон - один из тех, кто ранее прочих оказался в числе избранных - и ваш покорный слуга, посвятили обсуждению ее много времени. И хотя мы не затрагивали в своих разговорах нечто непознаваемое, присущее только этому месту, что могло сбить с толку любого исследователя, и необходимо испытать его самому, чтобы понять, о чем идет речь, это скрытое нечто позволяло увидеть некоторые цвета и услышать некоторые звуки, которые лишь добавляли шарма к уже имевшемуся. Вот лишь немногое из того, что я имею в виду.

Пробуждение в предрассветной темноте, обволакивающей теплом, и осознание того, что нет никакого желания подольше поваляться в постели.

Неспешная переправа через Нил сквозь неподвижный воздух, с вашими лошадьми, которые, подобно вам, застыли и вдыхают непередаваемые предрассветные ароматы, словно ощутив их впервые.

То непередаваемое мгновение, бесконечное в ощущениях, перед самым восходом солнца, когда мглу, скрывающую реку, вдруг пронзает что-то темное, и обращается в зеленую бронзу листьев.