В роддоме! В родзал я собралась. Помогать ей. Кире.

Я. Та, которая боится беременных, родов и новорожденных до потери пульса. Это все-равно, что сесть голой попой на муравейник. Или сунуть голову в разъяренный улей. Или шагнуть в пропасть. Помнишь, да?

Чтобы пульс не потерять, я наорала на эту тетку. Так сказать, сняла напряжение.

– Тихо! Не надо кричать! Вы кто здесь вообще? – Практика показывает, что больше всего кричат и ругаются специалисты самого низкого ранга, санитарки там, уборщицы. Они считаются себя чуть ли богами учреждения. Тут главное наорать на нее сильнее, чем она.

Тетка захлопнулась и отошла, а из лифта к нам вышла другая женщина. Приятная, симпатичная, в чистом халате. Спокойная. Общалась с нами культурно.

– Вы родственники?

– Нет. – Отвечаем хором с Гаврилычем. Никто из нас не хочет пойти к Кире на роды.

– Я водитель такси, – быстро докладывает Гаврилыч.

– А я просто знакомая. Кира мне позвонила, что ей плохо и кровотечение – Гаврлыч на этой фразе что-то побледнел – и я остановила такси и привезла ее. Как ее состояние?

– Ее увезли в операционную. Будут делать экстренное кесарево сечение. У вас есть контакты ее родственников, с кем мы можем связаться?

Был у меня где-то номер Вадима, можно сильно постараться и откопать. Или найти через соцсети. Но, скорее всего он сейчас в Германии и вряд ли примчится на роды. Если бы он хотел участвовать в жизни Киры и этого ребенка, то был бы здесь. Похоже, они так и не помирились.

– Нет, я не знаю.

– Ну, тогда спасибо вам, что доставили женщину. Она, наверное, с вами потом свяжется. – Дает мне понять, что я могу идти, а Гаврилыч тем более.

Я действительно уже могу идти. Я сделала все, что должна была и даже больше. И если я сильно постараюсь, то успею в ресторан до полуночи – такси, кстати, знаю где стоит. Буду пить и закусывать, веселиться и кричать “с Новым годом!”. Возможно, из-за стресса опять затащу к себе домой Давида. Или Лешика. Или кого-нибудь совсем новенького, мной еще не целованного. Ну, давай, поехали!

– А где можно подождать? – Слышу я дурацкий вопрос и понимаю, что это я спрашиваю. Это я такое сказала? Зачем? Вот дууура! Иди в ресторан!

– Вот там есть диванчик, можете подождать, если хотите. Только приведите себя в нормальный вид, пожалуйста, это все-таки роддом, а не цирк. Там за углом есть туалет.

Я с ужасом осознаю, что на мне надето, глаза золотые с сердечками. И крылья в придачу. Не самый подходящий вид для такого заведения. Скрываюсь за углом в поиске туалета.

– Петровна! – Кричит добрая женщина куда-то в глубь коридора, – выдай девочке халат, а то она совсем замерзла!

В туалете я снимаю потрепанные крылья и выбрасываю их в мусор. Они помятые и оборванные, бисер, мишура и стразы выглядят очень жалко, ремонту они не подлежат. Бесконечно жаль труда и усилий Кати, но спасти их уже не получится, проще сделать новые.

Не без труда выковыриваю линзы и тоже бросаю в мусорную корзину. Даже потраченных денег уже не жалко. Никогда больше их не надену, ассоциации у меня с ними будут только о роддоме.

Часть косметики вытираю влажными салфетками, часть отмываю водой из-под крана. Ой, как меня обсыплет завтра от хлорки, вся морда будет в пупырышку.

Волосы пытаюсь разгладить руками, расчески у меня с собой нет, не влезла в сумочку. Надеюсь, сейчас вид у меня уже не такой проституточный. А то что они обзываются?

Гаврилыч ждал меня со стаканчиком кофе из автомата и огромным страшным халатом, в который можно было завернуть нас обоих, еще бы и место осталось.

Накинула на плечи халат, холодно все-таки, да и немного замаскируюсь под местных, не буду их нервировать свои видом, а то мое красное платье некоторым хуже красной тряпки для быка.

Кофе имел только одно преимущество, он был горячим. Густая насыщенная суперсладкая жидкость с характерным кофейным ароматом моментально меня взбодрила, хотя мало напоминала то, что подают в приличных заведениях или хотя бы я сама готовлю дома. Я стала разглядывать крылья людей, наконец-то мое крыльезрение вернулось. Сейчас узнаем, кто есть кто.

У Гаврилыча ничего не изменилось, все те же белые, из перьев. Сильные. Сейчас он их компактно сложил за спиной. У злой тетки, которая пыталась на меня орать, крылья были такие же, как и ее халат – байковые, застиранные, в старых грязных разводах, потасканные. Вот перестала бы орать и поливать людей грязью, возможно и ее крылья стали бы чище и красивее. Или, наоборот, красивые крылья делают человека милее и добрее? Наверное, нет. Крылья отображают суть человека, значит сначала изменяется человек, а потом уже и крылья.