Что-то проникло сквозь корпус изделия «Дженерал Продактс». Психокинетическая форма жизни, сидящая, как отшельник, на солнце диаметром двенадцать миль? Но как может живое существо переносить такую гравитацию?

Наверное, оно живет на орбите. В космосе есть жизнь: биомолекулы, споры и, может быть, что-то еще, чего мы до сих пор не обнаружили. Черт его знает, может, сама BVS-1 живая. Неважно. Я знал, чего добивается сила X. Она пыталась разобрать корабль на части.

Она отпустила мои пальцы. Я оттолкнулся от кресла и приземлился, согнув колени, на задней стене кабины. Стоя на коленях у входа в комнату отдыха, смотрел вниз, то есть на корму. Когда наступила невесомость, я переполз в комнату отдыха. Теперь смотрел вниз и в нос корабля.

Тяготение менялось быстрее, чем хотелось бы. Чем ближе был перигелий, тем больше делалась сила X, а уравновешивающая ее тяга двигателя ослабевала. Сила X стремилась разорвать корабль на куски: на носу она равнялась двум g со знаком плюс, на корме двум g со знаком минус, а в центре тяжести корабля сходила на нет. По крайней мере я на это рассчитывал. Пачка сигарет и зажигалка вели себя так, как будто по мере их продвижения к корме сила X увеличивалась с каждым дюймом.

Пятнадцать футов отделяли меня от задней стены. Я должен был преодолеть это расстояние при непрерывно изменяющемся тяготении. Я ударился руками о стену и отлетел назад. Опоздал! Тяга двигателя ослабевала, и зона невесомости перемещалась по кораблю, как волна. Она обогнала меня. Задняя стена и туннель оказались «вверху». Отягощенный чуть меньше чем половиной g, я прыгнул ко входу в туннель; на одно бесконечное мгновение заглянул в узкий туннель и понял, что остановился и сейчас упаду назад, а ухватиться не за что. Оказалось, достаточно сунуть в туннель руки и распластать ладони по стенкам. Я подтянулся, влез в туннель и пополз.

Диктофон остался пятьюдесятью футами ниже. Он был для меня недосягаем. Если у меня будет что сказать «Дженерал Продактс», я скажу это президенту с глазу на глаз. Кажется, у меня будет такая возможность, потому что знаю, какая сила пытается разорвать корабль на части.

Это прилив.

Двигатель молчал, а я сидел в самом центре корабля и начал уставать в неудобном положении. До перигелия оставалось четыре минуты.

В кабине подо мной что-то хрустнуло. Я не видел, что это, зато видел красную точку с голубыми лучами, светящуюся, как фонарь на дне колодца. Звезды, заглядывая ко мне в просветы между приборами, баками и реакторами, бросали на меня злобные фиолетовые взгляды. Я боялся долго смотреть на них. Мне казалось, что от их света можно ослепнуть.

В кабине тяготение достигало, наверное, нескольких сот g. Это отразилось даже на давлении воздуха. На высоте полутораста футов над кабиной воздух сделался разреженным.

И вот, почти без всякого перехода, красная точка превратилась в диск. Пробил мой час. Красный диск надвинулся в мою сторону, корабль завертелся вокруг меня. Я затаил дыхание и крепко зажмурился. Руки невидимых великанов легли мне на ноги, на руки, на голову и мягко, но настойчиво принялись разнимать меня надвое. В этот момент мне пришло в голову, что так погиб Питер Ласкин. Он, как и я, догадался, в чем дело, и попытался спастись в туннеле, но соскользнул, и я соскальзываю… Из кабины донесся визг разрываемого металла. Я старался зарыться ногами в стену туннеля и каким-то чудом удержался.

Президент-кукольник настоял, чтобы меня поместили в больницу для обследования. Я не возражал. Лицо и руки у меня покраснели и покрылись волдырями, все тело болело, словно меня избили. Мне нужны были покой и нежная забота.

Я парил в чудовищно неудобной постели, когда вошла сиделка и сообщила, что ко мне пришли. По выражению ее лица я понял, кто мой посетитель.

— Что же проникло сквозь корпус изделия «Дженерал Продактс»? — обратился я к нему.

— Я рассчитывал, что вы мне об этом расскажете, — президент перенес тяжесть тела на непарную заднюю ногу. В руках он держал стерженек, от которого шел зеленый дым с отвратительным запахом.

— Рассказываю. Гравитация.

— Не разыгрывайте меня, Беовульф Шеффер. Это очень серьезный вопрос.

— Я говорю совершенно серьезно. У вашей планеты есть луна?

— Это государственная тайна.

Кукольники трусы. Никто не знает, откуда они появились, и, по-видимому, никому не удастся это выяснить.

— Вы знаете, что происходит, когда луна подходит слишком близко к главной планете?

— Она распадается на части.

— А почему?

— Не знаю.

— Прилив.

— Что такое прилив?

Ничего себе, подумал я.

— Постараюсь объяснить. Луна, которая обращается вокруг Земли, имеет диаметр почти две тысячи миль и вращается вокруг своей оси независимо от вращения вокруг Земли. Возьмем две горы, одну в точке, ближайшей к Земле, а другую — в наиболее удаленной точке.

— Очень хорошо.

— Неужели непонятно, что предоставленные самим себе, эти горы разлетятся в разные стороны? Они перемещаются по двум разным орбитам. Обратите внимание: по концентрическим орбитам, расстояние между которыми две тысячи миль. Тем не менее обе горы вынуждены двигаться с одной и той же угловой скоростью.

— Но внешняя должна двигаться быстрее.

— Вот именно. Поэтому существует сила, стремящаяся разделить Луну на части. Тяготение препятствует этому. Но придвиньте Луну ближе к Земле — и наши горы разойдутся в разные стороны.

— Понятно. Значит, прилив пытался разорвать на части корабль. Он был настолько силен, что оторвал от ножек перегрузочные кресла на корабле Института Знаний.

— И раздавил пилотов. Смотрите: нос корабля находился на расстоянии семи миль от центра звезды. Корма была на триста футов дальше. Взятые отдельно, они двигались бы по разным орбитам. Мои голова и ноги пытались поступить так же, когда я был недалеко от звезды.