Этот вечер выдался скучным. Рон и Гарри играли в волшебные шахматы, Гермиона читала оставленную ей по наследству от Дамблдора книгу. Я сидела у окна, зевая, а Сириус, кажется, был в своей комнате. Пускай и скучна была эта картина, но она чем-то напоминала семейную идиллию, домашний очаг. Интересно, зачем Пожирателям обрывок фотографии и письма от матери Гарри к Сириусу? Ведь только Снейп мог войти в этот дом, что он искал и как преодолел чары, защищающие дом от него самого? Удивительная, таинственная, загадочная личность.

Тоска, сковывающая тонкие струнки души где-то глубоко внутри, овладела мной. Почему я думаю о нем, почему жалею, стараюсь понять и почему каждый раз убеждаю себя, что он этого не заслуживает? Эта история съедала меня, словно неверие когда-то в причастность к Лорду Игоря, сердце все равно находило оправдания всем, что за мать милосердия?

Анна, сними же ты, наконец, эти розовые очки, все твои рассуждения бессмысленны, эти два человека, абсолютно темных предателя, которые не должны иметь места в твоем сердце. Северус… Ты самый низкий, жалкий, скользкий тип, предатель и убийца, исчезни из головы!

Я отправилась наверх в свою спальню где-то к полуночи. Соседняя дверь не была заперта, и черт меня дернул заглянуть за нее. Сириус сидел в кресле перед камином, разглядывая что-то, похожее на фотоальбом. Дверь тихонько скрипнула от того, что я задела ее плечом. Сириус машинально поднял взгляд и увидел мое стыдливое лицо в проеме.

— Подглядывать нехорошо, — с улыбкой сказал он, убирая книгу с колен.

Я узнала альбом, он принадлежал Гарри, который рассказывал, что Хагрид подарил его в первый учебный год.

— Входи, — властно приказал Сириус.

Я всё ещё не решалась, но он встал сам и, подойдя, открыл дверь, втянул меня внутрь, затем прислонил к стене. Его рука скользнула по моей щеке, гладкими прикосновениями Сириус взял меня за подбородок, медленно притягивая к себе. Зачем я пришла? Я ведь не готова к этому… Но он уже коснулся моих губ, которые не двигались. Я не хотела его поцелуев, почему? Еще недавно я жаждала их с неистовой силой. Он стал ласкать шею, так нежно, что тело постепенно стало поддаваться. Я не могла сдержаться и, потихоньку сдаваясь, начала отвечать на его поцелуи. Он поднял меня на руки и отнес к кровати, смахнул какие-то клочки бумаги, поднимая одеяло, и уложил на простыни.

«Нет, прекрати Анна! Что ты себе позволяешь?» — шептал голос в сознании, но я уже не могла оторваться, чувствуя тепло, флюидами исходящее от его души. Этот жар обволакивал, согревал. Рубашка соскользнула с моего тела, Сириус раздевал меня медленно, покрывая каждый дюйм кожи поцелуями. Тело отзывалось, но душа не чувствовала ничего, лишь чувство обреченности. Совесть протестовала. Это не могло быть насилием, ведь я отвечала на его ласки, роясь в его волосах пальцами, сжимая спину, целуя плечи и губы. Душа металась от наслаждения к гильотине...

— Сириус, прошу… остановись…

Кажется, он ощущал холод, исходивший из меня, но не прекратил, а, резко навалившись на меня, начал двигаться, не слыша моих тихих протестов, утопающих в негромких стонах. Как же он мог подумать о том, что я больше не принадлежу ему? Он не знал, не имел возможности прочесть мои мысли, но ощущение, что что-то изменилось, сковывало его, даже раздражало, из-за чего он становился резче, иногда причиняя боль. Я не могла поверить, что он делает это со мной. Животная страсть, смешанная с яростью, захватила его целиком.

— Сириус! — я умоляла его остановиться.

Но мольбы проходили мимо его ушей. Как могло такое случиться, что мне неприятно стало находиться в объятиях такого родного, близкого, любимого человека? Что случилось с любовью? Я отталкивала, но Сириус схватил меня за руки и с какой-то злобой взглянул в глаза. Он просто не понимал…

Нет, противно не было, было приятно, но это было уже не то, что я испытывала в наши с ним ночи в Хогвартсе, пропитанные искренностью и такой любовью, что сводило конечности. Укол душевной боли проник в его эмоции, испепелил, и та самая злоба непонимания растеклась и по его телу. Прости, Сириус…

====== Ледяной камин ======

Хотелось плакать, рыдать, биться головой обо что-то твердое, всадить нож себе в сердце, или пусть это сделает он? Вместо этого я просто лежала, свернувшись комочком у него на кровати, накрытая легким одеялом, и пустым взглядом изучала стену. Так паршиво на душе еще никогда не было, есть ли предел тому злу, что я способна причинить этому человеку? Секс? Он ничего не значит для нас обоих, это лишь проводник тел, но не душ, но именно благодаря сегодняшней ночи я осознала, на что способно податливое подлое женское тело. Лишь боль и никакого удовлетворения – вот и все, что чувствовал сейчас он. Сириус…