Шрифт:
Летописцы о Войшелке Мендоговиче. А один стародавний литовский летописец 17 так рассказывает об этом убийстве литовского короля Мендога, а сначала, как сын его Войшелк или Волштиник окрестился в русскую веру и стал чернецом. Он пишет: еще до того, как литовский король Мендог отверг вновь принятую христианскую веру и вернулся к первоначальной языческой [вере], не мог того блуда стерпеть сын его Войшелк, но, видя нетвердость отца своего в римской вере, уехал в Галич ко двору русского короля Даниила и его брата Василька, которые в то время были главными врагами его отца Мендога — из-за пограничных споров. Потом Войшелк Мендогович, королевич литовский, видя греховность этого мира и бренность славы его, снова окрестился там из римской в русскую веру, потом принял монашеский обет, постригшись в чернецы, и в этом монашестве жил три года под управлением Григория (Hrehora) Полонина, архимандрита Галицкого монастыря, в то время очень славного святостью своей жизни. Монастырь Войшелков. От того Григория Войшелк потом получил благословение и задумал было отправиться в странствие к Святой Горе и к Царьграду, но, когда из-за дальности пути не смог дойти до Святой Горы, возвратился в свою землю в Новогрудок, построил себе монастырь над рекой Неманом, между Новогрудком и Литвой, и жил там с несколькими чернецами в благочестии монашеской жизни. А отец его Мендог, король литовский, осуждал его за такую жизнь, но он не обращал на это внимания и ставил отцу своему в вину.
Довмонт (Dowmant), князь Занальшавский (Нальшанский). Также ниже увидишь о втором Довмонте 18, князе Утенском (Ucianskim), брате Наримунта. И случилось, что тогда умерла жена Мендога, по которой он начал очень тужить, и послал потом к свояченнице, родной сестре жены своей, которая была [замужем] за Довмонтом, Занальшавским князем, прося ее, чтобы приехала провести последние поминки по сестре своей при ее погребении по языческому обычаю. А когда та приехала на похороны, король Мендог сразу же влюбился в нее и, желая взять ее себе в жены, сказал ей: «Сестра твоя, а моя жена, умирая, просила меня, чтобы взял тебя себе в жены на ее место», и приневолил ее с собой жить. О чем узнав, Довмонт, князь Занальшавский, был с той необыкновенной и неслыханной новости весьма смутен, думая, как бы ему отомстить своей жене за лживость и легкомыслие, а также не спал и задумывал убийство Мендогово; но не мог этого доказать в открытом бою, ибо его силы были малы, а тот был могущественным королем. Сговорился потом со Стройнатом либо Тройнятой, племянником Мендоговым, который в то время в Жмуди правил и тоже дяде своему (брату матери) стоял поперек горла, и оба они, Стройнат с Довмонтом, сговорились, как они смогли бы его убить.
А когда Миндовг все свои литовские войска послал за Днепр на Романа, князя Брянского (Natbrawskiego), и Довмонт тоже, как вассал, пошел было с ними на ту войну по [воинской] повинности, [то], улучив подходящее время, вернулся назад со своими людьми, отпросившись у гетмана Мендогова великой и срочной надобностью. Этим фортелем [он] соединился с Тройнатом, который тоже имел наготове жмудское войско, и так они вдвоем неожиданно быстро окружили короля Мендога, когда [тот] еще спал, и так спящего и убили, и двух его сыновей, Рукля и Репикасса. Узнав об этом, Войшелк, третий его сын, который был русским чернецом, бежал в Пинск и жил там в монастыре.
Тройнята или Стройнат, великий князь Литовский. А Тройнята начал править в великом княжестве Литовском и Жмудском в 1263 году от рождения господа Христа. И так вместе с королем Мендогом в тот же час окончилось и королевство Литовское, на котором он был одиннадцать лет, с 1252 года, в котором был коронован. Это по летописцам.
А Тройнята, будучи уже великим князем Литовским, отправил послов к брату Товтивилу или Теофилу, князю Полоцкому, прося его, чтобы приехал к нему поздравить с новым царствованием и повеселиться вместе, а также желая поделиться с ним половиной Литовского княжества и имущества убитого короля Мендога.
А когда князь Товтивил приехал из Полоцка, стал думать и советоваться со своими руссаками, как бы ему убить брата Стройната, а сам, чтобы суметь завладеть Великим княжеством Литовским, заключил соглашение с чернецом Войшелком, сыном Мендаговым, который тоже подбивал Теофила на то, чтобы отомстил своему языческому брату, убийце его отца, передавая ему все свои прирожденные права, как христианину и брату по общей русской вере, лишь бы убил Тройняту.
Полоцкий боярин Прокопий предостерег Тройняту. Потом собственный боярин Товтивилов, Прокопий Полочанин, донес об этом совещании Тройняте, предостерегая его, чтобы поберегся.
Теофил убит. Что услышавши, Стройнята опередил брата Товтивила и тут же убил его, а, завладев его Полоцким княжеством, без опаски единолично правил в Литве, в Жмуди и на Руси, но недолго. Ибо не может быть долгим царствование тирана, облитое кровью брата и дяди.
Вскоре, в 1264 году, Стройнат или Тройнята отправил свои литовские и ятвяжские войска в Мазовию, а Червенскую (Cerwienska) землю разорил и захватил замок Оржимов (Orzymow), в котором перебил весь мужской пол, как выше у Кромера кн.9 из Длугоша и Меховского достоверно показано. Кромер кн. 9 пишет, что Стройнат разорял в Мазовии Червиньскую (Czirwienska) землю, а Меховский именует Чирнинской (Cirninska) кн. 3, гл. 52, стр. 164.
А вскоре против Стройната сговорились четверо верных слуг покойного литовского короля Мендога и, когда тот шел в баню, они, улучив момент, убили его, а сами бежали в Пинск к чернецу Войшелку, сыну Мендога. Хотя Кромер, Длугош и Меховский пишут, что того Тройняту или Стройняту убили на охоте сами Войшелк чернец, сын Мендогов, с Теофилом, братом [его] двоюродным, а [Тройната] родным 19.
Глава пятая
Войшелк или Волштиник, сын короля Мендога, будучи сначала чернецом русского закону, из монастыря, как Казимир Первый Польский, на великое княжество Литовское и Жмудское избран и поставлен в году 1264
Когда такие жестокие убийства и внутренние несогласия литовских князей тревожили русское, жмудское и литовское государства и грозили великими и воистину всеобщими опасностями государству Великого княжества Литовского, до этого процветавшего в мужестве и в счастье, увидели господа, от которых зависели порядок и защита Речи Посполитой, что без единого общего вождя и верховного правителя такое обширное государство, окруженное прусскими и лифляндскими крестоносцами, главными врагами, а также Русью, не могло сохраниться в целости.