Битва поляков с руссаками. Шварно тоже не уклонялся от битвы, и так поляки сначала начали издалека стрелять в руссаков из самострелов, руссаки же с литовцами и татарами из луков, но счастье и превосходство склонялись более на сторону руссаков, пока поляк каждый раз воротом натягивал самострел, один русин в дюжину раз ловчее ранил проворными стрелами. Но вскоре поляки широким шагом приблизились к неприятельским рядам, а вблизи били руссаков копьями, рогатинами и мечами, отчего их дела сразу пошли лучше. Руссаки [начали] отступать, поляки на них напирали.

Шварно бежал с [поля] битвы. Сам Шварно из всех сил старался опять направить битву, но, видя ее проигранной, отпустил конские поводья и умчался за другими. Тут и все русское войско показало спину, один полк мешал бежать другому, преграждая [друг другу] путь и смешивая строй за строем. Поляки рубили и кололи бегущих, многих из них, бросающих оружие, хватали, вязали, топили, вели на веревках. И так поляки одержали полную и славную победу, а разобрав и переписав (naspizowane) богатые неприятельские обозы и широко опустошив русские волости, с победой возвратились в Польшу, отягощенные различными трофеями. И так основательно силы и надменные замыслы русских были сломлены этим поражением, что потом долгие годы [они] и замыслить не смели ничего враждебного против поляков. Об этом Длугош и Меховский (кн.3, гл.45), Кромер (кн.9) и др.

Литва воюет Мазовию. Но в том же году литовцы, мстя за поражение руссаков, объединились с язычниками пруссами, вместе с которыми повоевали и разорили бедную Мазовию, где мазовецкие князья Болеслав и Конрад едва сумели оборонить одни лишь замки. Kromer. Vastata est hoc anno rursus a Litvanis et Prussis Mazovia.

В те же годы, когда умер Климент, четвертый папа с этим именем, славный святостью [своей] жизни, папский престол в течение трех лет был вакантным из-за кардинальских несогласий.

Об убийстве Войшелка Мендоговича, королевича и великого князя Литовского, русским королевичем Львом Даниловичем в году 1267

Войшелк [вторгается] на Русь с литовским войском. После смерти русского короля Даниила, когда между его сыновьями и русскими князьями начались немалые раздоры из-за верховной монаршей [власти], также и Войшелк, великий князь Литовский и Жмудский, улучив момент, во время междуцарствия (Interregnum) взял и овладел несколькими русскими замками, а собрав войско из литовцев, жмудинов и остатков ятвягов, вторгся на Волынь, желая вырвать (wydrzec) Владимир у русского королевича Льва Даниловича.

Хитрость Льва. Но князь Лев, мудро избегая войны с Войшелком, а тем более при возникшем после смерти своего отца интеррегнуме, при заключении соглашения об общих границах пошел на компромисс с литовским князем Войшелком, который упорно домогался от Руси [уступки] всей Волыни.

Русские князья съехались во Владимир для соглашения с Войшелком. Тогда Войшелк распустил войско, назначив время для переговоров с вассалами и родственниками Льва, которые, избегая небезопасной войны, съехались во Владимир. [Это были] Василько, князь галицкий, брат покойного Даниила и родной дядя Льва, Шварно Дрогичинский и другие русские князья. Войшелк же, великий князь Литовский, в назначенное время приехал в Угровск (do Wrowska) в монастырь святого Даниила, в котором прежде был чернецом и монахом, и, расположившись лагерем со своими панами, князьями и литовскими боярами, провел там долгое время, ожидая выезда русских князей на компромисс и соглашение о спорных границах. Но Лев Данилович, князь Владимирский, подражая хитрому фортелю своего предка Ярополка, монарха Киевского и Владимирского, который в 1139 году предательским умыслом поразил под Галичем непобедимого польского короля Болеслава Кривоустого (об этом Винцентий Кадлубек, Длугош, Меховский (кн. 3, гл. 14, стр. 81), Кромер (кн. 6), Бельский и наша хроника), о чем подробно рассказано выше, задумал завлечь Войшелка поглубже в Русскую землю, чтобы ему было сподручнее подставить тому подножку (przez noge przerzucic). И послал к нему в Угровск дядю Василька, князя галицкого, и двоюродного (siestrzycznego) брата Шварна 26, прося его, чтобы без опаски приезжал во Владимир со своими литовскими советниками для дружеской беседы. Войшелк с литовскими панами долго противился, не доверяя Льву, поскольку они издавна были меж собой в неприязни, и тоже хотел, чтобы Лев, если имел нужду, сам приехал к нему в Угровский монастырь, который находился на границе и на равном расстоянии как от Литвы, так и от Руси. Но когда Шварно и Василько Галицкий поклялись Войшелку своей верой и гарантировали ему безопасность, он дал себя уговорить и поехал с ними во Владимир, где в воскресенье его принял Лев с братом Романом, прикрывшись снаружи [личиной] учтивой дружбы (а в сердце — змея). Такой клятвой были пойманы и Болеслав Польский, и Кейстут Ягеллой, и многие другие князья и гетманы. Берегись, и [минует тебя] чужая кара.

Войшелк со своими литовцами остановился на постой в монастыре Святого Михаила Великого. Сразу же после переговоров всех этих князей пригласил на завтрашний обед немчин Маркольт, русский пан, который был главным стряпчим (sprawca) и советником у умершего русского короля Даниила. Там все повеселились, и галицкий князь Василько в добром подпитии (как свидетельствует летописец) поехал на свой постоялый двор, а великий князь литовский Войшелк с литовцами тоже беспечно поехал на свой двор в монастырь святого Михаила. А потом к нему в монастырь приехал владимирский князь Лев Данилович, пьяный, и вызвал его из покоя или из спальни поболтать по-приятельски: мол, выпьем еще, куманек (ибо когда были у немчина Маркольта, то покумовались якобы для лучшей и не коварной дружбы 27).

Войшелк, великий князь Литовский, жестоко убит Львом Даниловичем. Вот тебе честь и беседа. А как только пьяный Войшелк беспечно вышел к нему из покоя, не подозревая измены, тут же Лев начал бросать ему в лицо [упреки в] жестокостях его отца Мендога, которые тот чинил в русских землях, и сколько он тогда жадно и незаслуженно заполучил у отца его русских замков. А затем с великой запальчивостью велел своим людям отскочить, а сам саблей рассек ему голову, аж мозг на стену и на слуг брызнул. Убитого оставили в монастыре, а других литовских панов по постоялым дворам переловили, ободрали, утварь расхватали, собственных же дворян Войшелка, которые не удостоились такой чести, пьяных, зарубили, а других заключили во Владимирский замок. Таким способом Лев устроил себе окончание войны с Литвой. А галицкий князь Василько, дядя Льва, со Шварном Дрогичинским доказывали, что в смерти Войшелка не были повинны, ибо сами на свое слово вызвали его из Угровского монастыря, и очень об этом сожалели, почитая это за вечный позор и бесчестие для русского народа. Ведь князь был убит вероломно, против права всех народов и вопреки полученных от них заверениям 28.

Погребение Войшелка. Похоронили его там же, в упомянутом монастыре святого Михаила Великого во Владимире, с пышными княжескими почестями, хотя уже и не стало [князя]. О чем упоминают Летописец Литовский и Русский, а также Меховский (кн. 3, гл. 49, стр. 153), Кромер (кн. 9) и другие.

На том Войшелке, убитом сыне Мендоговом (который встретил такую же смерть, как и его отец), королевиче и великом князе Литовском, Новогрудском, Полоцком и Жмудском, окончилась княжеская фамилия римского Палемона герба Колюмнов 29. А столица литовская повторно перенесена к Китоврасам Довспрунговичам, потомкам тех же римских князей, но другой фамилии, из которой [на престол] был избран Швинторог Утенусович.