Мы слышали, что некоторые беженцы врубают мотор на полную мощность, чтобы как можно быстрее доплыть до острова, и в результате мотор ломается. Иногда двигателям не хватает топлива. Если случается что-то подобное, турецкая береговая полиция отбуксовывает лодки обратно на берег. В кафе «Синдбад» в Измире мы видели семью, которая пыталась пересечь пролив шесть раз подряд. У нас не было денег на столько попыток.

Около девяти утра дядя Ахмед позвонил перевозчику, который сказал, что нам придется ждать, пока береговая полиция не уйдет с горизонта. «Мы доверились не тому человеку», – вздохнула Насрин. Я переживала, что нас могли обмануть. Мы не ожидали просидеть на берегу так много времени, и скоро все проголодались, но больше всего хотелось пить. В этом даже есть какая-то ирония: море воды рядом, а люди мучились от жажды. Но море – соленое. Мои братья пошли искать воду, но вернулись с пустыми руками.

Тем временем день становился все жарче. Контрабандист-перевозчик наконец появился. Он привез шлюпки для нас и еще нескольких групп, но запретил нам выходить в море, пока у береговой полиции не начнется пересменок. Марокканцы разделись до пояса и начали петь. Во второй половине дня поднялись волны, они все громче разбивались о камни на пляже. Никто не хотел плыть ночью, так как все здесь слышали истории о пиратах на гидроциклах, которые под покровом ночи крали у людей ценные вещи и снимали с лодок моторы.

Наконец, около пяти часов вечера, у береговых патрулей началась пересменка, что дало нам возможность отправиться в путь. Я вновь взглянула на море. На водную гладь спускался туман, крики чаек больше не казались веселыми и задорными. На остров легла угрюмая тень. Некоторые называют эту переправу «Рихлат аль-Мут», или «Дорога смерти». Эта дорога либо приведет нас в Европу, либо проглотит нас. Впервые в этом путешествии мне было по-настоящему страшно.

Дома я часто смотрела «Игры разума» по National Geographic. В одной из передач рассказывали, как мозг может контролировать чувство страха и панику, если следовать определенным приемам. С тех пор я начала практиковать глубокие вдохи и как можно чаще повторять себе, что я сильная, что я со всем справлюсь.

Я не коллекционирую марки, монеты или футбольные карточки – я коллекционирую факты. Больше всего мне нравятся факты о физике и космосе, особенно теория струн. Еще я собираю факты о королевских династиях, таких как Романовы. И мне интересно читать о противоречивых людях, таких как Говард Хьюз и Эдгар Гувер.

Мой брат Мустафа говорит, что стоит мне услышать что-то один раз, и я в точности все запоминаю. Я могу перечислить всех Романовых, от первого царя Михаила до Николая II, который был убит большевиками вместе со всей семьей; не пощадили даже младшую дочь Анастасию и мальчика-наследника. Я могу сказать точную дату, когда Елизавета II стала королевой Англии, дату, когда умер ее отец, дату коронации и дату ее дня рождения. Мне бы хотелось встретиться с ней однажды и спросить: «Каково это – быть правнучкой королевы Виктории?» и «Не странно ли то, что все поют песню о Вашем спасении?»

Еще я могу сказать, что единственное животное, не производящее звуков, – это жираф, так как у него нет голосовых связок. Это один из моих любимых фактов, но потом я предпочла помалкивать о нем, потому что люди начали называть жирафом нашего диктатора Башара аль-Асада из-за его длинной шеи.

А вот этот факт вряд ли кому-то понравится. Известно ли вам, что один из 113 людей в мире сегодня – беженец, вынужденный покинуть свой дом? Многие бегут от войн, как та, что разорила нашу страну Сирию, от войн в Ираке, Афганистане и Ливии. Другие бегут от террористов, как в Пакистане и Сомали, третьи – от преследования режима, как в Иране и Египте. Еще бегут от диктатуры в Гамбии, принудительной воинской повинности в Эритрее, от голода и нищеты в странах Африки, которые я никогда не видела на карте. Я постоянно слышу, как репортеры говорят по ТВ, что поток беженцев из стран Ближнего Востока, Северной Африки и Центральной Азии в Европу – самый крупный со времен Второй мировой войны. В 2015 году в Европу бежали более 1,2 миллиона. Я – одна из них.

Я ненавижу слово «беженец» – refugee — больше, чем любое другое слово в английском языке. В немецком это слово такое же жесткое – Fl"uchtling. На самом деле оно означает второсортного гражданина с номером, нацарапанным на руке или же выбитом на браслете, и этот гражданин, как все надеются, куда-нибудь исчезнет. В 2015 году я стала цифрой статистики, стала номером. Как бы я ни любила факты, мы – не номера, мы – люди, и у каждого есть история. Эта история моя.

Меня зовут Наджин, что означает «новая жизнь», и можно сказать, что я для своих родителей была неожиданностью. У мамы и папы было уже четыре мальчика и четыре девочки. Я появилась на свет в новый, 1999 год, через 26 лет после рождения первого ребенка в нашей семье, старшего брата Шиара. Некоторые их моих старших братьев уже женились, а младшей сестре Насрин было уже 9 лет. До моего рождения все думали, что наша семья уже не пополнится, но… Моя мама чуть не погибла при родах и была так слаба после них, что за мной приглядывала моя старшая сестра Джамила, и я всегда думала о ней как о своей второй матери. Поначалу все были счастливы новому ребенку в доме, но затем я начала плакать, не переставая. Единственное, что могло меня успокоить, – это проигрыватель рядом со мной, играющий «Грека Зорбу», но эта мелодия так же сводила с ума моих братьев и сестер, как и мой плач.