Шрифт:
Я наблюдала за тем, что происходит вокруг. Я наблюдала за тем, как мужчины возвращаются домой с работы поздно вечером. Я чувствовала, как сладкий запах табака поднимался от кальянов и трубок, начиная щекотать мои предательские легкие. Иногда, следя за тем, как тени пересекают улицу, и ловя взглядом человеческие фигуры, я мечтала гулять сама. Каково это – потеряться в лабиринте узких улочек Алеппо?
В наш город приезжало много туристов, и все говорили, что это прекрасное место: средневековая крепость, Великая мечеть и самый старый в мире крытый базар, на котором продаются товары со всего Шелкового пути: индийские специи, китайский шелк и персидские ковры. Наша квартира была высоко над землей, поэтому, если кто-то из моих родных помогал мне встать, я даже могла увидеть, как ночью зажигается огнями цитадель на холме в центре города. Как же я мечтала пойти посмотреть на нее! Я умоляла маму взять меня с собой, но она говорила, что это невозможно из-за всех тех ступенек, что мне нужно будет преодолеть.
Кроме взгляда с балкона, каждый день я только и видела, что наши комнатушки, куда я могла добраться своими кроличьими прыжками. Мои родные пытались брать меня с собой на прогулки, но это было невероятно сложно из-за того, что у нас не было лифта и им приходилось нести меня все пять этажей на руках. На улицах было столько выбоин, что даже здоровому человеку идти по ним было трудно. Единственное место, куда я могла ходить с помощью близких, был дом моего дяди, потому что он был совсем близко и там был лифт. Со временем из-за всех этих сложностей я все меньше хотела выходить на улицу. А когда я все-таки выходила, мне уже через пять минут хотелось обратно, так что, можно сказать, я сама была виновата в своем заточении.
Иногда я ловила на себе грустный взгляд Ябы. Он никогда не ругался на меня, даже когда я затопила ванную, пытаясь играть в водное поло. Он всегда баловал меня, доставал все, что мне хочется, – или сам ходил, или посылал моих братьев, – будь то жареный цыпленок из ресторана посередине ночи или торт с шоколадом и кокосом, который я так любила. Ради отца я старалась выглядеть счастливой. Он никогда не позволял мне делать что-то самой, и Насрин из-за этого злилась. Если мне хотелось пить, Яба настаивал, чтобы сестра принесла мне воды, даже если бутылка была всего лишь на другом конце стола от меня. Однажды я увидела, как Насрин плачет. «Яба, – сказала она, всхлипывая, – пока мы все здесь, но что будет делать Наджин, когда мы все умрем?»
Самое плохое в инвалидности – это то, что ты не можешь уйти куда-нибудь и поплакать в одиночестве. У тебя нет никакого личного пространства. Иногда, если ты просто в дурном настроении и тебе хочется поплакать и освободиться от всей этой негативной энергии, ты все равно ничего не можешь сделать, потому что не в состоянии встать. Мне всегда приходилось надеяться на людей вокруг себя. И я старалась избегать тех, кто обращал внимание на то, как я хожу. Когда в нашем доме появлялись незнакомцы, мама, чтобы сгладить неловкость, вспоминала историю моего рождения, а затем говорила о том, какая я умная. За ее словами стояло: «Ну да, она не может ходить, но хотя бы она психически здорова». В такие моменты я просто молчала или утыкалась в телевизор.
Телевизор стал моей школой и моим другом. Кроме телевизора, я проводила много времена со взрослыми, например с моими дядями, которые все жили неподалеку. Я никогда не играла с детскими игрушками. Иногда, когда приезжали родственники, они дарили мне кукол и мягкие игрушки, но я ставила их на полку, и на этом дело заканчивалось. Мустафа говорит, что я родилась с разумом взрослого человека. Когда я пыталась подружиться с ребятами моего возраста, это не приводило ни к чему хорошему. У моего старшего брата Шиара есть дочь Раван, она на полтора года младше меня, и она несколько раз приезжала к нам погостить со своей мамой. Я очень хотела стать ее другом и была согласна на все. Я играла с ней в самые скучные игры и даже позволяла использовать меня для упражнений в парикмахерском искусстве. Но как только в гости приходил кто-то, кто мог ходить, Раван сразу отодвигала меня на второй план. Однажды, когда мне было семь, а ей пять, я спросила, почему она не хочет играть со мной. «Потому что ты не можешь ходить», – ответила она. Порой мне казалось, что я лишняя в этом мире.
3. Девочка, помешанная на ТВ
Алеппо, 2008–2010
Кроме фактов, мне еще нравятся даты. Например, я знаю, что 19 апреля 1770 года капитан Джеймс Кук открыл Австралию, а 4 сентября 1998 года была основана компания Google. Моя самая нелюбимая дата – 16 марта. Это – черный день в истории курдов. В 1988 году, в последние дни ирано-иракской войны, около двадцати истребителей Саддама, спикировав к самой земле, сбросили на курдов в городе Халабджа – он находится в Северном Ираке – бомбы со смертельной смесью слезоточивых и нервно-паралитических газов. Халабджа была захвачена иранцами, которые объединили усилия с местными курдами, и Саддам хотел наказать их за это. Мы зовем этот день Кровавой пятницей. Тысячи мужчин, женщин и детей были убиты – мы до сегодняшнего дня не знаем точных цифр, но, наверное, около пяти тысяч, – а те, кто остался жив, были обожжены и с трудом могли дышать. После этого младенцы часто рождались с отклонениями в развитии.
Каждый год 16 марта курдский телеканал пускает в эфир скорбные песни о Халабдже и показывает фильмы, которые вводят меня в тоску. Ужасное зрелище – видеть облака белого, черного и желтого дыма, высокими столбами поднимающегося над городом после бомбежки, видеть, как люди бегут с криками, таща за собой или неся на своих плечах детей, а вокруг – груды мертвых тел. После одного фильма, в котором люди говорили, что после газовой атаки пахнет сладкими яблоками, я больше не могу есть яблоки. Я ненавижу этот день, я хотела бы навсегда убрать его из календаря. Саддам был диктатором еще хуже Асада. Но почему-то западные страны поддерживали Саддама годами, даже давали ему оружие.
Иногда кажется, что все вокруг ненавидят курдов. Список наших трагедий бесконечен.
Обычно март – это одновременно и лучшее и худшее время в году для курдов, потому что в это время мы справляем Навруз, это наш общий с персами праздник, который символизирует начало весны. Считается, что именно в Навруз злой Зухак, поедающий мозги детей, был побежден кузнецом Кавой.
В последние дни перед Наврузом наша квартира всегда наполнялась божественными запахами еды. Айи и мои сестры делали долму, заворачивая в виноградные листья начинку из помидоров, цуккини, баклажанов и лука. А еще готовили картошку, начиненную фаршем со специями (кроме одной картофелины, которую мы всегда оставляли пустой – на удачу тому, кому она попадется).