Он достал из холодильника коробку с тортом и поставил ее на стол. Открыв кухонный ящик, он вынул оттуда две, завернутые в розовую и зеленую бумагу, коробочки. Одна была плоская и прямоугольной формы, Другая — маленькая и квадратная.

— Вы не должны мне ничего дарить. Вы и так дали мне слишком много.

Я повторяла одно и то же каждый год, прежде чем открыть подарки, и каждый год он улыбался и, молча, наблюдал. Первой я открыла плоскую коробочку. Было такое ощущение, словно в конверте находились какие-то бумаги.

— Что это? Контракт на миллион долларов?

Я сморщила губы и повернулась, дотрагиваясь подбородком плеча — моя лучшая поза для обложки альбома.

— К несчастью, нет. Однако, твой голос звучит мягче последние пару дней. Возможно, эта особенность взросления сделает из тебя достойную рок-звезду.

— Правда? Я по-другому говорю?

Я пыталась сосредоточиться на печатном документе, лежащем передо мной, и сохранять спокойствие. Мои волосы посветлели, голос изменился. Конечно же, у дяди Ллойда начали появляться подозрения.

— О, Боже мой! — выпалила я, поняв, наконец, смысл слов на бумаге. — Это документ на мамин дом. Тут мое имя.

— Теперь это твой дом по праву.

Это была одна из миллиона других причин, почему дядя Ллойд был моим супергероем.

— Это… Это слишком. Я не могу принять…

— Яра, мы оба знаем, что дни мои сочтены. Мне совсем не нравится то, что ты вынуждена взрослеть так быстро, но мне нужно убедиться, что о тебе позаботятся, когда меня не станет.

— Вы обещали не говорить подобных вещей. Иначе они быстро сбудутся.

— Хорошо, — он сложил перед собой руки. — Как на счет очевидных вещей? Ты заслужила право на собственность этого дома уже давно. У тебя не было нормального детства, малыш.

Он был прав. Моя мама никогда не готовила, не делала уборку и не стирала. По сути, она никогда не делала и большинства из этого. Несколько дней она не вставала с постели, потому что была слишком уставшей. У нее было слабое сердце. Я думала, это моя вина, пока дядя Ллойд не рассказал правду. Я бы каждую ночь приходила к ее комнате, чтобы пожелать спокойной ночи, а она бы говорила мне, что ее сердце болит из-за меня и моего папы. Я почти не помнила своего отца. Он умер, когда мне было три, но в те времена он и я были воображаемой командой. Вместе мы причиняли боль маме.

После ее смерти мой дядя объяснил, что ее слабое сердце было таким по состоянию здоровья. При этом она была подавлена — что отличается от больного сердца — из-за смерти папы и от того, что не могла дать мне лучшую жизнь. Я все спрашивала, правда ли это.

B течение первых нескольких лет после переезда к дяде Ллойду, я каждый день ходила в свой старый дом, надеясь, что мама волшебным образом появится снова. Когда мне исполнилось тринадцать, мой дядя разрешал мне проводить выходные в одиночестве, когда я того хотела. В шестнадцать он позволил жить там одной постоянно, при условии, что я буду навещать его каждый день. Это был наш секрет, и если бы кто-нибудь спросил, то мне пришлось бы сказать, что я живу с ним. Но никто никогда не спрашивал.

Сейчас мне восемнадцать, и это уже никакой не секрет. Его место заняла новая тайна, которую мы не могли разделить. Мне приходилось скрывать правду от человека, который никогда ничего не скрывал от меня. Я бы вернулась через несколько дней и притворилась бы, что ничего не изменилось. Дядя Ллойд никогда бы не узнал об этой русалочьей ерунде, и мы бы могли вернуться к нашей обычной жизни.

— Спасибо, — сказала я. — Это много для меня значит.

Я помнила угрозу Трейгана прийти и забрать меня, если я задержусь, и мой пульс тут же участился. Я не хотела, чтобы он появлялся, не хотела объяснять дяде Ллойду, кто он такой. Мои руки тряслись, пока я торопливо разворачивала следующий подарок.

Это был кулон, сделанный из сероватого камня. Через его отполированную поверхность пробивались темно-красные жилки.

— Спасибо, он мне нравится, — сказала я в спешке, презирая Трейгана за то, что приходится второпях праздновать свой день рожденья.

Дядя Ллойд раздался своим глубоким, раздутым смехом.

— Ты не увидела самую приятную часть. Открой его. Это медальон.

Внутри надтреснутого камня я нашла фотографию своих мамы и папы. Они выглядели молодыми и счастливыми. Я поближе изучила бы отца, потому что для меня он был неким незнакомцем.

— Ох, — это все, что я могла сказать.

— Он тебе не понравился?

— Я бы предпочла, чтобы их фото было у меня.

— Яра, они твои родители. Они дали тебе жизнь. Всегда храни память о них.

Я закрыла медальон, потирая большим пальцем по гладкой поверхности.

— Что это за камень?

— Это старый морской камень. Защищает тех, кто xранит его у своего сердца.

Я не хотела оставлять его. Что если ему станет хуже, пока меня нет? Или что если… Я не могла даже думать о том, что потеряю его. Это была бы жизнь без солнца. Я протянула украшение дяде.