Шрифт:
Собирание водорослей с захоронений давало мне слишком много времени для раздумий. Я ненавидел их. Ненавидел эту работу, ненавидел эти Катакомбы, ненавидел то, что знал и любил большинство душ, похороненных в этих холодных скалах. Плавание между статуями умерших друзей и семьи во время сбора водорослей, должно было стать худшей работой в мире. Но это была моя работа, она не была похожа на ту работу, на которую я мог прийти и уйти. Трейган и я были единственными душами, которые могли плавать в Катакомбах, и он был уверен на сто процентов, что мой вид растений не дал бы то, что нужно.
Когда вода вокруг меня начинала колебаться, я знал, что это был он. Трейган никогда не появлялся в Катакомбах в мою смену. За все года, что мы проводили исследования, ни один из нас не нарушил нашего соглашения.
Он проплыл могилу моей матери, мышцы напряжены, плечи сгорблены, настороженный и сдержанный. Чванливый недоносок никогда не изменится. Я заплыл за статую Селки, пряча руки за каменной стеной ниспадающих волос. У меня и Трейгана не было причин для драки. Пока. Но лучше быть в безопасности, чем разорванным надвое.
Трейган, мы избегали друг друга больше десяти лет. Возможность видеть его два дня подряд вызывала у меня тошноту.
Эти его уродливые голубые глаза сузились, но он сохранял спокойствие.
— Мне нужно изучить наш урожай.
— Сейчас день. Тебе нельзя приходить сюда.
Он подплыл ближе.
— Меня попросили об исключении. Наши запасы катастрофически малы. Вчера я не мог работать, потому что дал Яре время, задержаться на земле, чтобы она могла увидеть тебя.
Он по-прежнему не двигался из осторожности. Под водой каждый покачивался или немного колебался туда-сюда, даже когда пытался усидеть на месте. Но не Трейган. Когда он чем-то поглощен, никакая его часть, за исключением волос, не качнется ни на дюйм.
— Никто не просил тебя этого делать, — сказал я.
— Она просила меня сделать это, — он повернул вбок, кружась вокруг могилы одного из своих людей и изучая растущие там растения. — Ты был первым, за кого она беспокоилась, когда проснулась. Ты проделал хорошую работу, убеждая ее, что заботишься о ней.
— Она важна мне.
— Она не важна на том пути, в который ты заставил ее поверить.
Мои плавники напряглись, желая дернуться вперед. Мои когти расширились. Одним рывком я мог содрать с него кожу и вырвать его сердце, лишь бы он никогда больше не разговаривал с Ярой. Но этот рывок никогда его не настигнет. Он был быстрее любого водяного, которого только знала история.
— Я не могу сказать, как она понимает наши отношения.
— Спектакль окончен, Ровнан. Она защищена от того, чтобы быть околдованной. Ты больше не можешь контролировать ее мысли и чувства.
— Это мое дело, не твое.
Трейган расправил плечи и крепко сжал кулаки.
— Теперь она одна из нас. Держись от нее подальше.
Я подплыл вперед, оказавшись с ним лицом к лицу.
— То, что ты обратил ее, еще не значит, что она будет с тобой. Она свободна выбирать, и мы позаботимся, чтобы она выбрала нашу сторону, сторону Селки.
В один миг его рука обвилась вокруг моего горла.
— Ты хочешь войны?
Я схватил его за предплечье, пуская когти ему в кожу. Между нами всплыло маленькое облачко крови, растворяясь в воде. Хотелось разорвать его мышцы и сухожилия, чтобы доказать, что я могу, но сдержался. Так как знал, на что Трейган способен, а на что нет.
— Морской народ не переживет войну с нами.
Он сильнее сжал мое горло.
— Все изменилось. Мы будем сражаться за нее.
— Ты забываешь, что Селки по природе темнее. Мы пойдем на крайности, на которые твой род никогда бы не пошел. Может, ты и нечестно играешь, но не твой народ.
Хвала Богам за то, что я не нуждаюсь в воздухе, чтобы дышать, потому что захват Трейгана раздробил мне трахею. Это адская боль, но я отказывался показывать ее.
— Ставки никогда не были столь высоки. Мы сделаем все необходимое.
Он выглядел таким решительным. Я почти забыл об этой стороне своего брата.
— Я скажу, что это было подло, обращать Яру раньше. Как ты узнал, что сегодня ее не настоящий день рождения?
Он отпустил меня, посмотрев в сторону перед тем, как ответить:
— Секретные источники.
— Мать или отец?
— Не твое дело, — ответил он.
Одним быстрым изгибом назад я сманеврировал прочь от него, разделяя нас толщей воды.
— Как ты сделал это? Мы все верили, что ее день рождения был сегодня. Она верила, что он сегодня. Должно быть, ты спланировал это много лет назад.
— Я не оставляю беспечно будущее моего народа. И делал то, что нужно было сделать.
Я пытался не издеваться, но не получилось:
— Ты, правда, веришь, что она посчитает твой дурацкий способ, открыть врата единственно верным? Она не слабовольная. У нее вспыльчивый характер матери… который в ту пору был у нее. Яра не будет просто делать то, что ты ей говоришь.