Шрифт:
Пальцы Яры потянули за нижнюю часть моей рубашки.
— Ты держал мое лицо в своих руках, твои глаза стали серебристого цвета и…
Каким-то образом я нашел в себе мужество, чтобы повернуться. Она побледнела. Ее ноги дрожали, поэтому я держал ее.
— Яра, ты слабеешь. Нам нужно вернуться под воду.
— Ты был внутри моей головы. Мои вены будто наполнялись льдом, а потом ты… о, Боже мой.
Она едва произнесла последние слова перед тем, как упала в обморок прямо у меня на руках.
— Прости меня, — прошептал я сквозь ее волосы, неся ее ослабевшее тело вниз по ступенькам в воду — в ее новый дом.
Фиалки учили меня, что нужно делать, но они, ни разу не говорили мне, как поступить, если она потеряет сознание и не проснется, когда мы уже в воде. Я ждал слишком долго. Я должен был лучше знать. Почему я не настоял на том, чтобы вернуться раньше?
Неважно, как быстро я плыл в замок Парагон, все казалось вечностью. Глаза Яры были закрыты. Пульс слабый. Что если она никогда не проснется? Я бы никогда себе этого не простил. Я поклялся, что позабочусь о ней. Все, ради чего мы так усердно работали, пойдет прахом из-за моего легкомыслия.
Охрана увидела, как я приближаюсь, и отправилась мне на встречу. Мой хвост не мог везти меня достаточно быстро. Каждый поворот и подъем по коридорам зеркальной морской глади был дольше, чем когда-либо раньше. Повернув на полной скорости в зал собраний, я резко остановился прямо перед Фиалками, оставив за собой огромную волну.
Я склонил голову и отошел, чтобы они оба могли меня слышать.
— На земле она потеряла сознание. Она не была в воде на протяжении двенадцати часов. А воспоминание, которое я заморозил десять лет назад, вернулось к ней и…
— Трейган, — прервал спокойно Каспиан. Андреа улыбнулась и положила свою руку ему на макушку.
— Да, старейшины?
Каспиан подплыл ко мне, приложил руку ко лбу Яры и закрыл глаза. Когда он их открыл, я услышал слабый шепот последующих его мыслей, будучи уже отстраненным.
— Она в порядке. Все, что ей нужно, это немного отдохнуть.
Я с облегчением кивнул.
— У нас есть другой опекун, который отведет Яру к Коралин, — сказала Андреа. — Ей нужно побыть в бассейне для отдыха.
— Я могу отвести ее.
Каспиан осторожно забрал ее у меня из рук.
— У тебя есть более существенные дела, требующие твоего участия. Иди, изучай Катакомбы.
— Это днем, — спорил я.
— Тебе придется просить об исключении. Многие в отчаянии. Им нужны Катакомбские водоросли.
Я посмотрел на Яру, которая все еще в бессознательном состоянии была в руках у Каспиана, потом закрыл глаза, чтобы они не могли услышать моих мыслей. Боль в груди, покалывания в запястьях, после того, как она коснулась меня, это были предупреждающие знаки. Я не мог стать эмоционально связанным с Ярой. И что более важно, она не могла полюбить меня. Это была бы катастрофа.
Каспиан коснулся моего плеча.
— Не беспокойся за здоровье Яры.
— Прошу прощения, Каспиан, но самочувствие Яры — это моя забота.
Глаза Андреа вспыхнули лиловым цветом, как только она послала на меня успокаивающие волны. Впервые за последние дни мои мышцы расслабились.
— Ты хорошо поработал, Трейган, — сказала она. — Позвольте и всем нам делать то, что мы можем, чтобы облегчить то бремя, которое лежит на вас. Вы единственный водяной… и к тому же вы прекрасны. Делайте, как говорит Каспиан. Возвращайтесь, когда запас водорослей вновь придет в равновесие.
— Как пожелаете, Андреа. Спасибо, Каспиан.
Они оба кивнули.
Я еще раз взглянул на Яру прежде, чем уплыть из зала. Она была в руках морского народа, который проявит исключительную заботу о ней. Не важно, как сильно я хотел остаться, мне нужно было покинуть ее. Мои неожиданные чувства к ней означали, то мне нужно держаться от нее подальше, пока не настанет День Троицы Восемнадцатилетних.
В Катакомбах не существовало почти никакой жизни. Несколько растений выросли из цементных статуй. Это все, что было. Ни рыбы или морские существа не плавали по лабиринту, не цвели кораллы, ни одна улитка не ползала по морскому дну. Ничего.
Первые несколько лет жуткие могилы и отсутствие цвета наводили на меня ужас. Меня мучил один и тот же, постоянно повторяющийся кошмар, будто я в ловушке в заброшенной сине-серой пустоте. Огромные цементные глаза смотрят на меня, не моргая. Их крики и мольбы о помощи заставляют океан кипеть, пока моя кожа и чешуя на хвосте не расплавятся. Несколько раз я просыпался, громко вопя. В то время страх перед смертью, или еще хуже — страх навечно остаться одиноким, объял меня полностью.
Возможно, он был до сих пор.