— Готов на него ответить? Или надо принимать твое молчание за согласие?

Официантка убрала их тарелки.

— Обдумай, что заказать за курицей в вине. Сочувствую, что суфле тебя разочаровало. Нужно было заказывать луковый суп.

— Я не знаю, Аманда, что у меня в голове. И в то же время не хочу разбираться. Приятное замешательство.

— Следовательно, я была права.

— Что я влюблен? Трудно сказать. Понимаю одно: с ней я чувствую себя самим собой.

— А я считала, что со мной.

— В тебе, если можно так выразиться, больше вызова.

— Так говорят большинство моих воздыхателей. Думаешь, это их отваживает?

— Многим мужчинам трудно общаться с умными женщинами, особенно если те умнее их.

— Среди них нет ни одного такого умного, как ты.

— Печально слышать.

Аманда улыбнулась:

— Ты лукавишь.

— Что ж, приятно сознавать, что ты в каком-то отношении на высоте. Хочешь еще вина?

— С удовольствием. Хотя я уже, похоже, не на высоте.

— Ничего подобного. Вы совершенно разные женщины.

Подошла официантка с двумя тарелками в руках.

— Кто заказывал тушеное мясо?

— Я. Никак не согреюсь, — ответила Аманда и, помолчав, спросила: — Думаешь жениться на ней?

Сидни колебался. С момента посвящения в духовный сан он свыкся с мыслью о безбрачии и не представлял, что мог бы соединить жизнь с вдовой-немкой или со своей потрясающей подругой, которая сейчас сидела напротив него. Не сомневался, что, даже женившись, будет плохим мужем — не чувствовал в себе способностей сосредоточиться на традиционно мужских сферах повседневной жизни. Мог переводить с древнегреческого Геродота, но не умел водить машину. Выслушивал рассказы прихожан об их самых жутких страхах и утешал в час горести, но не взялся бы починить электрические пробки. Был совершенно безнадежен в денежных вопросах — у него всегда находились более неотложные дела, если требовалось пойти в банк или заплатить по счетам. Нет, постоянно твердил себе Сидни, брак не для него. Он отслужит столько брачных месс, сколько потребуется прихожанам, и, выполняя долг пастырства, соединит сотни пар, но самому ему суждено остаться холостяком.

— Не забывай, Хильдегарда — вдова. Я не уверен, что она готова к замужеству.

— А ты готов к женитьбе?

Сидни представил, что сидит в своем кабинете, а в комнате через коридор Хильдегарда играет на пианино. Даже вообразил стоящего на пороге ребенка — скорее всего, дочь, которая просит, чтобы он починил ей воздушного змея.

— Ты собираешься мне отвечать? — воскликнула Аманда.

Снег лежал плотным покровом на черепичной крыше, башенках и парапетах колледжа Тела Господнего, подчеркивая контраст пятилистных переплетов окон и островерхих мансард Старого двора — самого древнего замкнутого пространства в Кембридже.

Проводив Аманду на поезд, Сидни шел к себе домой и вспоминал, как астроном и математик Иоганн Кеплер заинтересовался маленькими замерзшими кристалликами и даже написал небольшой трактат «Новогодний подарок, или О шестиугольных снежинках». В 1611 году он задался основополагающим вопросом: «Всякий раз, когда начинается снег, он неизменно имеет форму шестиконечной звезды. Но почему не пятиугольной или семиугольной?»

Кеплер сравнивает симметрию снега с сотами, а Сидни однажды слушал проповедь, во время которой чудо снежинки приводилось в качестве примера одновременно простоты и сложности Божьего творения. Стоит возвращаться к этой мысли, подумал он, особенно в такую погоду, как сегодня. Убеждать паству смотреть не только на снежные массы, но, в стремлении обрести Бога, вдаваться в мельчайшие детали.

— Стоп!

Сидни замер.

— Ни с места!

Большой камень сорвался с крыши Нового двора и упал перед ним.

— Боже праведный! — воскликнул надзиратель. — Вас чуть не убило!

Сидни почувствовал, как по телу разливается страх.

— Было близко к тому, — продолжил надзиратель. — С этим снегом, сэр, одна беда. Колледж крошится. Старые здания не выдерживают. Это все из-за воды. Она проникает в камень, замерзает, тает, расширяется, сокращается…

— Да, — кивнул Сидни. — Я в курсе процесса.

— Пойду приведу людей, чтобы все здесь прибрали. А вас, вероятно, кто-то оберегает.

— Наверное, так и есть.

— Как священник, вы, разумеется, пользуетесь особой защитой. Ангелы не хотели бы потерять одного из своих. Вот вам и промах.

— Я бы не назвал себя ангелом, Билл.

— Все лучше, чем дьявол, — подмигнул надзиратель.

Сидни испытывал досаду: ему не нравилось, когда ему подмигивали. Он шел поговорить с директором колледжа и испугался из-за того, что кто-то хотел его убить. Мелькнула безумная мысль: уж не Кит ли Бартлетт? Что же такое творится?

Сидни был полон решимости выяснить это у директора колледжа, но когда встретился с ним, заметил, что тот не способен сосредоточиться на разговоре. Он словно что-то потерял — беспрестанно перекладывал бумаги на письменном столе, заглядывал под стопки книг, сложенных на других столах, стульях и на полу. Даже библиотечная лестница была настолько завалена учеными трудами, что не могла выполнять своих прямых функций — открывать читателю доступ к верхним полкам в кабинете.

— Что-нибудь пропало? — спросил Сидни.