Шрифт:
Краем глаза Приблуда заметил Зверька. Белый. Неужели обошлось? Отец Николай повел всех в здание схолы на вечерние чтения, только Иоанн-нераскаянный стоит во дворе на крапиве, так ему и надо. Господи, ну когда же колокол, когда же! Ох нет. Не обошлось! Из дверей схолы вышли два человека и направились к нему. Отец Николай рассеянно слушал, что говорит ему другой, высокий молодой монах с сумкой через плечо. Мальчик похолодел. Этот второй был тем самым, кого он видел в поле, когда бежал что есть мочи из леса. И этот второй, конечно, рассказал воспитателю все. Ну теперь точно конец. За побег в лес, а главное, за вранье и ложную клятву отец Николай с него точно шкуру спустит. Приблуда попытался сдержаться, но слезы сами собой потекли по его щекам.
В небольшой беленой комнатке, где и происходило учение, было тихо и опрятно. Десять-пятнадцать ребятишек смирно сидели на скамьях, а с кафедры декан, отрок постарше, читал им «Деяния». Отец Николай велел продолжать, сам же вышел в коридор, чтобы побеседовать с гостем. Дверь оставил приоткрытой, чтобы не было озорникам соблазна. Отец педагог был невысок, плотен телом, красен лицом. Очевидно, скор на гнев, но высокий лоб указывает на справедливость. Наверняка рождение имеет под знаком Каприкорнуса.
«Отец Николай, - начал Мельхиор, - я хочу обратиться к вам по поводу одного из ваших питомцев. Юношу зовут, кажется, Иоанн. Я видел его только мельком, но мне кажется, этому ребенку Бог дал большие способности». Отец Николай огорченно вздохнул: «Да ведь помер он, в конце зимы помер. Вы опоздали, брат травник». Мельхиор улыбнулся. «Да нет, отец Николай, живехонек. От крапивы не умирают». «Полно, брат травник! – воспитатель был искренне изумлен.
– Вы про этого Иоанна? Да это ж не ребенок, а, прости Господи, бес сущий. Какие там способности, он грамоту-то освоить не в силах! И где же вы его видеть-то могли? Он когда не на коленях, то в шалостях».- «Вот как… И все же можно ли мне побеседовать с ним? Сдается мне, что в этом ребенке дремлет великий дар к траволечению. Я бы поговорил с ним. Отец Фотий согласится передать его в наше аббатство, если мальчик окажется пригодным к ремеслу аптекаря и ваш инфирмарий не возьмет его в ученики».
Отец Николай слушал и недоумевал. Сбыть навсегда с рук бездельного и дурного мальчишку, да еще с благословения аббата - о чем и мечтать? С любым из детей можно было договориться, только не с ним. Но кое-что смущало воспитателя. Травнику святого Фомы он не верил так же, как и юному оболтусу Иоанну. Где тот мог увидеть мальчишку? Зачем травнику это исчадие? И если травник разочаруется в выборе слишком поздно, что станется с мальчиком?
* * *
«Встань, Иоанн, и приведи себя в порядок, - сухо сказал отец Николай.
– Отец травник желает беседовать с тобой». Не гневен. Даже, скорее, благодушен! Неужели обошлось?!
Отрок поспешно и с явным облегчением вскочил с крапивы, подошел под благословение воспитателя и вдруг с ужасом отшатнулся.
Мельхиор извлек из сумки измятый полуразвалившийся венок. «Скажи, малыш, это же твой венок. Почему ты выбрал именно эти травы? И где ты их отыскал?» Отец Николай недоуменно нахмурился, взял в руки убогий веночек и вдруг, освирепев, схватил воспитанника за ухо. «Так ты был в лесу? Отвечай, мерзавец. Ты где был?» Приблуда зарыдал в голос. Мельхиор прикусил язык. Мог бы догадаться. Если б отец Николай знал про лес, простой крапивой бы грешник не отделался. «Сами видите, каков пакостник, брат Мельхиор, - бушевал пожилой педагог. – И ведь таким агнцем смотрел! Тьфу, прости Господи, сил с тобой никаких!». Мельхиор поклонился отцу Николаю и сказал самым кротким тоном, поживешь с Сильвестром - научишься кротости: «Отец Николай! И все ж позвольте мне сперва задать Иоанну свой вопрос». Отец Николай, понемногу успокоившись, выпустил ухо мальчишки, но в глазах его еще кипел гнев, и брови были сурово сдвинуты. Крепко же допек почтенного человека этот чертенок. Себе на горе, между прочим. С каприкорнусами надобно быть осторожней, такие натуры прощать не умеют и в воздаянии немилосердны.
– Так зачем ты собрал именно эти травы, дитя? Или тебе кто присоветовал?
– Никто, отец. Никто мне не советовал, только я сам. У меня болела голова, и я нарвал этих цветочков. Простите, отец Николай. Я виноват, не должен был убегать. И что соврал вам, виноват.
Господи Всеблагой и святой целитель Пантелеймон! Мальчик знал, что делает.
– А скажи, дитя, как зовутся эти травы?
Приблуда, шмыгнув носом, растерянно взглянул в лицо Мельхиору:
– Я… я не знаю. Мне просто казалось, что эти хороши. Простите меня, ну в последний раз! Я больше никогда не буду!
Последние слова Приблуда почти шептал сквозь слезы. И тут ударил колокол, созывая братию. Отец Николай, железной рукой ухватив плачущего грешника за локоть, направился в схолу, чтобы построить детей в пары и отвести их на молитву и ужин. Мельхиор сразу пошел в церковь. В голове его творился полный сумбур. Мальчишка врет на каждом шагу, своенравен к тому же. Но после молитвы он, Мельхиор, пойдет к отцу Фотию и упросит, чтобы утром этот новый Гален ушел с ним к отцу Сильвестру. А там будь что будет.
* * *
Отец Фотий согласился с доводами Мельхиора, но не смог сдержать изумления перед выбором молодого травника. Пожилой инфирмарий, приглашенный аббатом к разговору, поднял Мельхиора на смех, стоило тому заикнуться о безусловной способности мальчика к аптекарскому ремеслу. Судя по всему, репутацию себе отрок составил отменную. Не один раз аббат лично увещевал Иоанна не шалить и быть прилежным, но даже после бесед с аббатом отец Николай жаловался настоятелю на сущее бедствие, поразившее схолу. Единственный из всех учеников, Иоанн до сих пор не может выучить буквы. Непросто будет подобрать мастера такому озорнику и тупице.