– Отец Мельхиор, - вдруг спросил трясущийся от холода Джон. – А как меня будут звать в Скарбо?

– Вот странный вопрос!
– усмехнулся монах. – Иоанном или Джоном, как и зову, так и стану звать. А что такое?

– Я боялся, что и тут буду Приблудой.

– Не будешь, по крайности, не от меня. А почему, кстати, ты Джон?

Мальчик замялся. Но учитель спросил, и медлить с ответом не стоило.

– Меня так никто не называл. Иоанном тоже редко. Если нельзя, я же не знал.

Мельхиор оглядел понурого дрожащего ученика и улыбнулся:

– Да нет, отчего же. Можно. Шевелись давай, Джон, мигом согреешься.

Николай настрого запрещал воспитанникам вульгарно обращаться со святым именем, потому что дьявол от того радуется, а дурно поименованный святой скорбит на небесах. Иоанну вовсе не хотелось радовать дьявола, тем более - обижать своего святого, но отцу Николаю он не поверил. Однажды сторож Исайя выбранил его и выбросил как сор букетик, который Приблуда притащил в церковь, чтобы тайком положить у ног Богородицы-с-Пчелой. А поутру, еще до пробуждения, Приблуда услышал во сне ласковый голос, золотой как мед: «Джон, мне по нраву твои цветы». Ни единой живой душе он об этом не рассказал. Но отец Мельхиор не поднял его на смех, не одернул и согласился называть Джоном. За одно это Иоанн был готов его боготворить.

глава 4

Когда они вошли в Скарбо, дождь лил вовсю. По улицам бежали мутные ручьи, смывающие грязь с мостовой, одежда промокла до нитки и противно липла к телу. Джон, озябший и замерзший, окончательно пал духом, и Мельхиору приходилось тащить его за собой. Они поднимались по кривой узкой улочке, превратившейся в бурную речку, холодный грязный поток обдавал их обоих почти до колен. За сплошной пеленой дождя Джон не видел ни домов, ни крыш, просто шел, с трудом переставляя окоченевшие ноги. Внезапно стало светлее, это путники свернули на небольшую круглую площадь. Наставник подтолкнул его к крыльцу какого-то дома и дернул толстую веревку с узлами, свисавшую рядом с дверью. Глухо звякнул колокольчик, и через целую вечность из-за двери послышалось «Слава Иисусу Христу!»

– Во веки веков, аминь! Отец Сильвестр, это я! Мельхиор!

– Да уж слышу, - проворчал старый аптекарь, отодвигая засов, - попробуй тут не услышать.

Дверь отворилась, и Мельхиор почтительно поклонился старцу. Тот, подняв лампу в руке, посторонился, пропуская путника.

– Давай входи, и так мокрый аки мышь. А… что еще за юный брат во Христе?

Джон, грязный, замерзший и перепуганный, топтался на крыльце.

– Заходите, ну! – потеряв терпение, повысил голос старец. – Заходите и дайте дверь закрыть. Мельхиор, что это за дитя?

– Меня зовут Иоанн, отец. Я из аббатства святого Михаила, - лязгая зубами от холода, отозвался Джон.

Отец Сильвестр мельком глянул на мальчика и неприязненно сказал:

– Я обращался не к тебе, отрок. Или у отца Фотия теперь так принято, чтобы младшие перебивали старших?

Джон, сконфуженный и злой, уставился в пол. По полу растекалась грязная лужа. Мельхиор тяжело вздохнул.

– Это дитя, отец Сильвестр, монастырский сирота Иоанн. Я взял его от отца Фотия, чтобы обучить ремеслу аптекаря.

– А ты так преуспел в нем, брат Мельхиор?

– Нет, отец Сильвестр. И в мыслях у меня того не было.

– Тогда как же ты намерен воспитывать этого птенца?

– Отец Сильвестр, - Мельхиор перешел на латынь. – У этого мальчика редкий дар интуитивно различать полезные травы. Я уповал лишь на вашу мудрость, потому что такой талант должно развить. Простите, я виноват перед вами и понимаю, как велика моя вина.

– Мельхиор, - ответствовал отец Сильвестр, – а почему на латыни? Мальчик не знает ее?

– Нет, господин мой. Он сущий неуч.

Отец Сильвестр смерил Джона суровым взглядом.

– Отрок, а как отзывались о тебе твои учителя?

Джон выдержал взгляд старика и опустил глаза не сразу, хотя и знал, что смотреть в упор на старшего было злонамеренной дерзостью. Он уже понял, что в ученики аптекаря его не возьмут. Стоило ли лгать?

– Отец Николай называл меня худшим из всех. Он говорил, что я туп как полено и настоящее бедствие для схолы. Отец Фотий увещевал меня. Дважды. Я… я круглый невежда. Не ругайте отца Мельхиора, он не знал. Он очень добрый и ученый. Я не сказал ему, какой я дурной.

Отец Сильвестр усмехнулся и молвил, все еще на латыни:

– Ну, если его природный ум хотя бы вполовину равен его нахальству, то перед нами новый Аристотель.

Он сунул Мельхиору лампу и, подняв с пола мокрую сумку, буркнул, уходя к себе:

– Переодень его и покорми, да смотри, тоже поешь. Дашь ему настойки, еще захворает с такого купания. После сего придешь ко мне. Траву я разберу сам. Ну что ж, значит, Иоанн.

* * *

Джон, скорчился на полу в коридоре и рыдал, уткнувшись в колени. С рыжих волос, потемневших от дождя, капала вода. Мельхиор ласково погладил его по голове.