– Спасибо Альберт Карлович, мы пойдем.

Мих только удивился, когда только успел познакомиться? Вроде все время подле господина был, а имени доктора не запомнил. Но подумать не смог, в Меркулова точно дьявол вселился, ни минуты не может спокойно усидеть. Вот и сейчас, только был, а уже нет его, наружу выскочил. Неужто там интересное что? Тут и прохладнее, и не в пример тише. Нет, тянет его на пыльную улицу с раскаленным камнем. И не спросит, чего ж, ты Мих, мил человек, ходишь так медленно, вроде не торопишься, не жмут ли тебе новые сапоги? А ведь видит Господь, какие мучения орчук испытывал, каждый шаг с трудом давался, какая тут беготня?

Все ж пришлось подыматься вслед за господином. Служба есть служба, как бы тяжело она не давалась. Сразу дыхнул жаром и пылью разгоряченный проспект, закричали десятками голосов его обитатели, ударил в нос запах конского навоза и пота. А посреди всего этого "благолепия" стоит, скрестив руки на груди, Витольд Львович, смотрит вниз и улыбается. Глядит он на тот самый клочок, что Мих из цепких покойницких культяпок вытащил.

– Зачем же вы его уронили, господин, это же, как его... слово такое интересное.

– Улика, - подсказал Меркулов, - и вовсе я его не уронил, а специально положил. Провожу следственный эксперимент.

Первое слово орчук понял - то, что к следствию относится. А вот на второе, с заумью которое, подивился. Даже в книжках отцовских такое не встречал, а у него они разностные были: и Псалтырь, и Библия, и Жития. Были и интереснее, к слову, тот же Загоскин, из наших, славийских. Романы у него исторические отец читал, а вместе с тем и Мих. Или другой поэт, фамилию орчук запамятовал, какой-то Ушкин, внук арапа, с катайской кровью. Тоже весьма презабавно писал. Но никто из них никаких "экспериментов" не упоминал. А спрашивать вроде как неловко.

– И долго этот эксперимент... проистекать будет?

– Примерно минуту, - зачем-то задрал голову Меркулов, смотря вверх. Улыбнулся, хлопнул орчука по плечу, - солнце сегодня шпарит, а?

– Шпарит, - согласился Мих, - сладу с ним нет. Хоть бы туча какая набежала.

– Это как раз то, что нам нужно, - он подождал еще минуту и поднял клочок.
– Потрогай, липнет к рукам?

– Нет, только раскалился, незнамо как. А должен липнуть?

– Плащи подобного покроя обычно делаются из натурального каучука. Распространены там же, где и придуманы, в Великогоблинарии. Очень хорошо приспособлены для дождливой погоды. Однако есть одно но...

– Какое?

– В условиях Славии эти плащи оказались бесполезны. В жару они становились липкими, а в холод ломкими. Пока один замечательный ученый, дай Бог памяти, Гудьир, кажется...

– Гоблинарец?
– Догадался орчук по диковинной фамилии.

– Наполовину человек, хотя да, живет там. Так вот, он экспериментировал, соединяя каучук с серой на открытом пламени, и заметил, что каучук не плавится, как обычно. Смекаешь?

– Серу обычно дьявольские отродья используют, - буркнул полукровка.

– Да ну тебя, Мих. В общем, этот процесс назвали вулканизацией, в честь древнего эльфарийского бога. Самое же важное другое - магазинов подобных новых плащей из вулканизированного каучука совсем немного. Например, в Моршане всего один.

– Откуда вы все знаете, господин?

Вместо ответа Меркулов махнул рукой горланящему невдалеке перемазанному мальчугану с огроменной стопкой под рукой. Тот подбежал, еле вытащил свернутую газету и, сунув мелкую деньгу в карман, вернулся на свое место. Витольд Львович открыл ее не как обычно, а с последней страницы, побегал глазами, и, найдя необходимое, стал читать.

– Партнерство "Гудьир и сыновья". Плащи из вулканизированного каучука модели "Макинтош". Высокая прочность, удивительная эластичность, хорошая защита от дождя. Истринская 43, рядом с бакалейной лавкой.

– Высокая прочность, - хмыкнул орчук, - а эльфиец у него кусок оттяпал.

– Ну не против же оружия. Еще неизвестно, каков там нож был, тоже надо будет посмотреть.

– А откуда вы знали, что в этой газете весть о них будет?

– Внимательнее надо быть, Мих. Ты вот за мной газеты читаешь?

– Читаю, - напрягся полукровка, чувствуя, что его согласие в данном вопросе не приведет ни к чему замечательному.

– А меж тем "Гудьир и сыновья" уже с месяц в каждом номере объявление дают. Называется рекламная кампания.

Мих сурово насупился, но чего тут ответишь? Прав Витольд Львович. Сам орчук постоянно читал только любопытное, что по нраву ему. А Меркулов вон, не для собственного удовольствия каждое утро вдоль строк рыщет, все запоминает, светлая голова.

– Тогда прямо сейчас мы отправимся на Истринскую. Благо, в центре.