Шрифт:
— Я узнаю правду, — обещал Тьен. — И если хочешь совет от меня: лучше мне узнать ее до того, как я покину эту комнату.
— Кому лучше? — словно передразнивая его, поинтересовался Холгер.
— Всем.
— Угрожаешь?
— Предупреждаю.
— Считай, что я внял предупреждению.
Правитель развернулся к нему спиной и собирался покинуть комнату. Сколько раз сам Тьен прерывал их встречи таким же образом — не сосчитать.
— Мы не договорили!
Воздух с грохотом захлопнул дверь перед носом первого шеара.
Тот медленно обернулся:
— Что ты себе позволяешь?
— Что ты себе позволяешь? — вызверился в ответ Тьен. — Думаешь, у тебя есть право так со мной обращаться? Ты, самодовольный урод!
Нужно было взять себя в руки. Ему же и дела нет, как Холгер к нему относится, он ему в любимые сыновья не набивается. И вообще в сыновья. Но в кои веки попросил о разговоре…
— Нам не о чем говорить, — процедил недовольно правитель. — Возвращайся в зал и хотя бы постарайся вести себя как шеар, а не как обиженный мальчишка, у которого отобрали игрушку…
— У меня мать отобрали. Хороши игрушки!
— Возвращайся в зал! — рявкнул Холгер так, что земля задрожала. — И простись с народами подобающим образом.
— Ждешь не дождешься, когда я уйду? — ухмыльнулся Тьен. Правитель оказался не таким уж непробиваемым, и это странным образом улучшило настроение. — А если я все-таки передумаю?
— Сам тебя вышвырну! — пообещал венценосный родитель и вновь продемонстрировал спину.
Задерживать его в этот раз Тьен не стал.
Попытался по-хорошему — без толку. Значит, будет, как задумывал…
Состоять в свите шеара — огромная ответственность во время темных волн и почетнейшая обязанность в мирной жизни. Если на боевых заданиях Кеони еще сомневался, что достоин подобной чести — опыта мало, не ровен час, не удержит связь, и командиру придется самостоятельно пробиваться к воде, — то на празднествах и встречах с народами тритон держался вполне уверенно. Этьен мог бы поучиться у него, как вести себя с детьми различных стихий, как демонстрировать благосклонность низшим и принимать ее от высших, не роняя собственного достоинства, как соблюдать осторожность в беседах, дабы не вызвать случайного недовольства и не оскорбить кого-нибудь. Но Этьен подобному учиться не желал. Это и отличало его от отца и брата — независимость во всем.
Но сегодня независимость Этьена перешла все допустимые границы. Как можно явиться во дворец правителя без полной свиты? Кеони помнил об Эсее, и о Лили тоже, но ради такого случая командир должен был позвать их. Тритон попытался намекнуть на это, а шеар сказал, что и его, Кеони, не взял бы, если бы он не заслуживал урока за недавнюю оплошность.
То, что его проступок сочли всего лишь оплошностью, юношу радовало. Но разве праздник может быть наказанием? Этьен не ответил. Головой покачал и назвал Кеони совсем зеленым. Это тоже было странным. Синим — еще куда ни шло, но зеленым?
Во дворце тритон то и дело озирался по сторонам, но не для того, чтобы полюбоваться праздничным убранством, а выискивая в толпе подозрительные взгляды и силясь расслышать недоброжелательный шепоток, мерещившийся отовсюду. Этьен вновь нарушал все гласные и негласные правила, и это не оставалось незамеченным. Неполная свита, наряд, вызывающе скромный для подобного мероприятия. Сам Кеони к выбору одежды подошел серьезно, и чешуя кольчуги под алым парчовым плащом блестела золотом, отражая пламя светильников… А кто-то назовет его выскочкой, решившим перещеголять своего шеара.
В зале торжеств Этьен, презрев традиции, сам, не дождавшись приглашения, подошел к правителю. Но тут Кеони даже порадовался: командир повел себя не как верноподданный, а как сын Холгера. Шеар Эйнар, хоть и вел себя намного сдержаннее, мог позволить себе подобное… Однако оба шеара тут же удалились, а вернувшись вскоре, выглядели так, что самый отчаянный мечтатель не предположил бы, будто они успели примириться за время недолгой беседы. Скорее уж, рассорились вконец.
А едва командир, проигнорировав приготовленное для него почетное место, подошел к Кеони и Генриху, грянули фанфары, извещая о начале церемонии.
— Спешит, — зло прошептал Этьен, остановившись между тритоном и приемным отцом. — Торопится выпроводить. Ну-ну…
Он так сказал это «ну-ну», что Кеони захотелось отодвинуться от него подальше.
— Приветствую вас, дети Итериана, — громко произнес с возвышения правитель. — Сегодня мы собрались по отнюдь не радостному поводу. Мой сын Этьен, с честью служивший нашему миру и внесший немалый вклад и в нашу борьбу с извечным врагом, и в последующее восстановление Итериана, теперь, когда вновь воцарились мир и благоденствие, желает покинуть нас и вернуться к взрастившей его земле. Я не могу препятствовать этому желанию. Все, что в моих силах — воздать заслуженные почести тому, чье имя навеки войдет в списки героев Итериана.