Черносливные глаза ее наполнились слезами и нос покраснел:

— Ну, вот… Надо выйти замуж… Нарочно искала такого, чтобы был Смирнов, либо Петров, либо Иванов… без всякой, знаете, экзотики, которая побуждает любопытных спрашивать: а кто она — эта дама с громкой фамилией — урожденная?.. Известное дело, что Ивановы, Петровы, Смирновы так и женятся на Ивановых, Петровых, Смирновых… Своего рода половой подбор… Года через три, встретив Любовь Николаевну Смирнову, никто и не подумает признать в ней знаменитую Любовь Сальм… А мне не все ли равно, как зваться? Он же, все-таки, ведь, дворянин… Я получила засвидетельствованные копии со всех его бумаг… Это у нас строго, по деловому…

— Послушайте, — остановила ее Виктория Павловна внимавшая ей как-то особенно сосредоточенно и мрачно, — а не страшен вам риск ваш? Ведь, все-таки, ярмо… Да еще по такой лотерее! С закрытыми глазами…

— А разве у него опасный характер? — насторожилась госпожа Сальм.

Виктория Павловна отрицательно качнула головою.

— Нет, сколько я помню, — наоборот… Извините, но он, ваш Смирнов этот, мне, право, белогубого теленка какого-то напоминал, которого всякий — куда погонит, туда он побредет…

— Ну, вот, — облегченно вздохнула Любовь Николаевна. — Как я рада. Рекомендации сошлись в одну точку… Почти теми же словами и отец Экзакустодиан мне его изобразил…

— Экзакустодиан? — насторожилась теперь, в свою очередь, Виктория Павловна.

— Ну, — да. Разве вы, живя в своем городе, о нем не слыхивали? Святой человек. Я, вот, нарочно приезжала в ваш город из Петербурга, чтобы он благословил меня, как мне быть дальше и что делать с собою…

— Это, значит, он вас и надоумил замуж-то идти? — спросила Виктория Павловна, с подозрительною усмешкою.

Но госпожа Сальм спокойно отвечала:

— Нет, замуж идти я надумала сама, а отец Экзакустодиан только, выслушав, очень меня похвалил и был так добр, что, вот, этого жениха Смирнова мне подыскал… Вы — как — не помните ли: он не пьет?

— Кто же там не пьет?! — с досадливым жестом возразила Виктория Павловна. — Камни разве… Владимир Ратомский, академик, спился, так телеграфисту ли Смирнову не пить?

— Но не больше других? — деловито осведомилась госпожа Сальм.

— Мертвецки пьяным не видала. Буйствующим тоже… Но — совершенно трезвым, до полной отчетливости в словах и поступках, — простите, — кажется, тоже нет..

— И за то спасибо! — вздохнула Любовь Николаевна, — мне, знаете, все-таки, ведь, придется год или даже два прожить с ним в этой дыре, покуда не уляжется все взбаламученное мною море… Так с пьяницей-то возиться в подобных условиях — знаете — уж очень было бы не в меру трудное испытание… Не люблю я пьяных… Если муж пьяница, то надо держать его очень строго, чтобы он боялся и не вздумал, — Боже сохрани — на тебя страх нагонять… Устать и уступить я, смею похвалиться, не надеюсь хоть пред самым Бахусом, но борьба с пьяным утомительна и скучна, и гнусна по обстановке… Гадость и неопрятность… А я, покаюсь вам, чистюлька…

— Вы, что же, религиозны, значит, очень, — спросила Виктория Павловна, — если даже подобное интимное дело отдали на решение Экзакустодиана?

Да. Госпожа Сальм религиозна. А Виктория Павловна разве нет? Удивительно. Вот этого госпожа Сальм совсем не понимает, как женщина может обходиться без религии. В нашем рабстве, — единственная сила и поддержка.

— Что было бы со мною, если бы я не была религиозна, в страшные дни, когда ангел гнева вооружил мою руку на то, что люди называют моим преступлением, а я считаю, что только поступила, как следовало: истребила негодяя… за себя и за многих других… Все улики были против меня, настроение суда и общества было против меня, печать меня травила. Но я чувствовала свою правоту пред Богом и знала, что Бог не оставит меня. И Он не оставил, хотя дьявол вооружил против меня злобного и хитроумного прокурора, с которым моему защитнику было очень трудно бороться…

А с отцом Экзакустодианом госпожа Сальм советует мадмуазель Бурмысловой, если случится ей где-нибудь с ним встретиться, непременно сблизиться. Потому что она даже изобразить не в состоянии, какой это неистощимый кладезь утешений, какой глубокий и великий психолог, так топко понимает он и грех, и покаяние, сколь густые залежи благодати на нем почиют… Знаете, ведь на нем — благословение отца Иоанна… сам отец Иоанн послал его уловлять человеков и целые народы…

И до того расчувствовалась госпожа Сальм, что, вынув платочек, оросила она хрустальными слезами из черносливных очей желтые свои щеки и проплакала, — от умиления ли, от воспоминаний ли, от нерадостной ли перспективы полуфиктивного брака, к которому теперь устремлялась, — до самого того полустанка, где надо было ей выходить…

Слыша, что госпожа Сальм в Экзакустодиановом кружке чуть что не свой человек, Виктория Павловна попробовала попытать ее с осторожностью, как далеко зашли отношения к этому кружку Евгении Александровны Лабеус. Но оказалось, что госпожа Сальм об Евгении Александровне ничего не знает. Покойного Тимошу знала, о сестре его Василисе имеет понятие — и весьма уважительное… Но госпожа Лабеус?..

— Слыхала, что есть такой инженер Лабеус, один из строителей железной дороги, по которой, вот, мы с вами теперь едем…