Шрифт:
_______________________________
— Ну, и что тебе сказал Воевода? — полюбопытствовал Газда у Бутурлина по возвращению его в темницу.
— Он мне не поверил, — ответил Дмитрий, устало откинувшись на пожухлую солому.
— И что теперь с нами будет? Повесят нас или как?
— Еще не знаю. Воеводе нужно дождаться вестей из Кракова. Пока же он распорядился принести нам одеяла и еду. Выходит, что в ближайшее время плаха нам не грозит…
— Так-то оно так, — согласился Газда — да только я слыхивал, что в Европе узникам перед смертью приносят обильный ужин…
— Вот и радуйся, что мы не в Европе! — грустно усмехнулся в ответ Бутурлин.
ГЛАВА № 18
Эвелину душили слезы. Все время, что она простояла в костеле у Гроба Жигмонта, молясь за упокой его души, девушке не верилось, что отец навсегда ушел из ее жизни. Ей казалось, Господь вот-вот сотворит чудо, вдохнет в хладные останки жизнь, и Князь встанет из гроба, полный сил, деятельный и громогласный.
Но чуда не происходило, мертвое тело оставалось неподвижно, бледностью заострившихся черт и запавшими глазами так жутко непохожее на прежнего, живого Корибута. И лишь когда над могилой отца, вырос земляной холмик, Эвелина разрыдалась, осознав, что все кончено.
Пошатывяась от сразившей ее боли, она медленно шла вдоль свежих могил, поддерживаемая под руку Флорианом. Лишь один раз остановилась она, чтобы проститься с верной Магдой и уронить слезу на ее могилу.
Флориан не спешил уводить ее с кладбища, хотя и видел, как страдает юная княжна. Эвелина сама изъявила желание проститься с теми, кого еще недавно знала и любила, и мешать ее прощанию он считал верхом бестактности.
Однако, видя надвигающиеся с запада серые тучи, грозящие снегопадом, он поспешил укрыть плечи девушки своим меховым плащом и велел пажу подать им лошадей.
— Нам пора возвращаться в замок, Эва, — произнес Флориан, нежно сжимая в ладони крохотную ручку Эвелины. — Умершие — на пути к Богу, и мы им уже не поможем. Утешься тем, что их ждет Царствие Небесное, где нет печали!
Эвелина подняла на него мокрые от слез глаза, и взгляды их встретились.
Флориан был так добр к ней, так предупредителен. Они выросли вместе, словно брат и сестра, доверяя друг другу свои детские тайны, радости и печали, и, казалось, знали друг о дружке все. Эвелина и любила его, как брата, не подозревая о том, что сердцем ее друга владеет отнюдь не братское чувство.
Он же давно обожал ее всей силой своей страстной натуры, но не осмеливался признаться в том юной княжне. Ему не раз доводилось видеть бурные отповеди Эвелины ухаживаниям молодых шляхтичей, и Флориан опасался, что его преждевременное признание в любви, может оттолкнуть девушку и от него.
Посему он запасся терпением и надеждой на то, что его доброе отношение и забота со временем пересилят любовную отчужденность княжны и зажгут в ее сердце ответное чувство.
Но время шло, а он по-прежнему оставался для Эвелины лишь старшим братом. Любимым, почитаемым, но, увы, лишь братом. Порой это приводило молодого шляхтича в отчаяние. Ах, как бы он хотел облегчить страдания девушки, взять на себя хотя бы часть ее душевной боли!
Однако, это было невозможно. Все, что ему оставалось, — нежно держать ее за руку, преданно смотреть в глаза, говорить добрые и искренние, но не способные ничего изменить слова.
— Я знаю, каково тебе сейчас, — произнес он, гладя ее ладонь, — твое сердце переполнено скорбью, тебе кажется, что в жизни нет смысла и никогда уже не будет радости. Мне это знакомо. Но, поверь, когда-нибудь тучи рассеются, и лучики солнца вновь наполнят душу радостью бытия.
Тебе нужно пережить скорбь, переждать, как болезнь, как эту зиму, помня, что вслед за ней грядет цветущая весна. Я же буду молить Господа, чтобы он дал тебе больше сил и исцелил твое сердце от скорби. Пусть эта боль будет последней в твоей жизни!
Но пожеланию Флориана не суждено было сбыться. Вечером Эвелина узнала то, что отнюдь не прибавило ей радости.
Случилось так, что по прибытии в Самбор княжну и Бутурлина развели по разным покоям замка, и она ничего не знала ни о допросе ее спасителя, ни о заключении его под стражу. Во время поминального ужина она осведомилась у Воеводы, почему Дмитрия нет за столом.
Ответ Самборского Владыки ошеломил Эвелину, как гром с ясного неба, всколыхнул ее душу, заставив на время забыть о скорби. Как! Бросить в темницу благороднейшего воина, чьей честности и преданности могут позавидовать паладины из древних преданий? Это не укладывалось у девушки в голове!
Возмущенная чудовищной несправедливостью Воеводы, она потребовала у него объяснений со всей жесткостью, на которую была способна.
Кшиштоф, обычно гневливый и вспыльчивый, на сей раз сдержал свой буйный нрав, пообещав Эвелине объяснить все после поминок. Но девушка ничего не хотела слушать. Нет! Она не сядет за стол, пока Дмитрий не будет отпущен на свободу!
Видя, что успокоить ее будет непросто, Кшиштоф велел слугам и приближенным удалиться.
— Ты недостойно ведешь себя, Эва, — с мягким укором произнес он, когда за последним пажом затворилась дверь.