Где-то внизу, почта под крылом, запомнился скалистый обрывающийся прямо в воду мрачный мыс Дионисия.

«Это последний кусок советской земли… покидаю Союз», — подумал я.

В 14 часов 20 минут на высоте свыше 2000 метров пролетаю над воображаемой разграничительной линией СССР — САСШ. Хлопаю Фариха по плечу и говорю:

— Ну, браток, мы над Америкой.

Он не слышит меня, но, повидимому, понимает — улыбается.

На море появляются льдины, переходят в прибрежную тундру, и неприятное чувство полета на лыжах над водой проходит. Мой самолет ведь был на лыжах. Под самолетом знакомая белая даль без признаков жилья. Разворачиваюсь та девяносто градусов и вдоль береговой кромки иду та юг. Теперь на юг, на юг — до самого Теллора. Можно доставить себе удовольствие снизиться до 1500 метров и посмотреть с воздуха на Америку. Что подо мною Америка, об этом говорила только карта на английском языке, подаренная мне перед отлетом капитаном Ридом.

Когда в черневшем внизу городке Теллоре стали выявляться дома не нашей постройки, сразу стало понятно, что мы действительно в Америке.

На большинстве зданий бурно полоскались красно-белые полосатые флаги, и все население городка было на аэродроме. Машина качалась от сильных порывов ветра, мела пурга, и нам было очень холодно. Сделав несколько кругов над городом и определив местонахождение предательских проводов радиостанции, я пошел на посадку. «Юнкере» коснулся лыжами плотного, как лед, снега, прокатился вдоль линии, отмеченной маленькими флажками, и стал замедлять свой пробег. Первая посадка в Америке сошла благополучно.

Сбоку бежали люди, щелкали фото-аппаратами, махали руками и что-то кричали. Когда мы с Фарихом вылезли в своих ужасных кухлянках из самолета, нас, замерзших, прежде всего установили у стабилизатора самолета, несколько раз сняли, и затем только мистер Варрен — мэр города — сказал свою приветственную речь. С подошедшими Ридом и Гильомом я поздоровался, как уже со своими старыми друзьями, и все вместе мы направились к квартире мэра.

Мистеру Варрену принадлежала честь принимать в своем доме Роальда Амундсена по окончании полета через Северный полюс на дирижабле «Норвегия». Великий старик ежегодно в день своей посадки в Теллоре присылал телеграмму Варрену, и эта телеграммы и кусок оболочки дирижабля были реликвиями города.

Через несколько минут мы отправились в магазин м-ра Варрена, представляющий собой нечто в роде местного клуба,

Большой магазин м-ра Варрена можно назвать универмагом. Здесь все, что нужно людям на Севере, — от привесных лодочных моторов и ружей до не тухнущих на ветру спичек. Посредине в проходе стоит круглая аляскинская печь. Магазин постепенно наполняется жителями Теллора, полуэскимосами и американцами, которые сдержанно и неназойливо нас рассматривают. В столовой — она же и кухня — жена Варрена возится у плиты. Она в зеленом целлулоидном козырьке. В магазине и комнате горят бензинокалильные лампы, слегка шипят и разливают мягкий белый свет, которого мы давно не видели. Мы мало-по-малу приходим в себя, моемся, бреемся, садимся за стол.

То, что мы нашли Эйельсона и Борланда, произвело большое впечатление в Соединенных Штатах. Это впечатление особенно было сильно в тех местах, где Эйельсона знали лично, где он работал и откуда начал свой смертельный полет через Северное Полярное море. Таким именно местом и была Аляска.

После обеда вся летная группа перебралась во второй этаж дома, в гостиницу, и расположилась на ночлег.

Всхрапнули наславу и проснулись только лишь к 12 часам следующего дня.

Выла пурга, с радио принесли «утешительную» телеграмму, что полеты невозможны, и капитан Рид снова стал ругать теперь уже не «Сиберию», а эту «чортову Аляску».

С мыса Северного я вылетел 4 мартами в тот же день к вечеру прилетел в Теллор. Расписываясь в книге прибывающих в гостиницу, я поставил 4 марта. Мистер Варрен вежливо предупредил меня, что я ошибся и что сегодня 3-е. Я настаивал на своем числе. Он не уступал. Дело в том, что, вылетев 4 марта, я прилетел в Америку 3-го, и даже теперь я не знаю, какого же числа в 14 часов 20 минут я пролетел границу обоих государств и границу, где зарождается новое число месяца.

Следующий день мы провели за осмотром Теллора, городской радиостанции и магазинов. Интересна работа радиостанции.

Когда мы пришли, радист надел наушники, повертел рычаги, постукал ключом, и через три минуты сообщил, что везде по пути — в Коме, Кулато, Руби и Фербенксе — метель, мороз, что ожидается несомненное улучшение погоды, хотя с уменьшением температуры Все было проделано без бланков и записей, очень быстро и бесплатно.

5 марта мы вылетели с Ионгом из Теллора через Коми и Кулато в Руби на Юкон.

Был ветреный, хмурый день, в воздухе болтало, но мы теперь знали, что впереди чистое небо и улучшение погоды, на Аляску находил антициклон. В поле сесть не представилось возможным, аэродром был весь в застругах. Любезность американцев, укатывавших аэродром тракторами, пропала даром: сделав несколько приветственных виражей над городом, я взял курс строго на восток, перелетел залив Нортон-бой и стал переваливать через водораздельный хребет между-морем и Юконом.