Что касается его окраса, то волки варьируются от черных до почти снежно-белых. Причем самый распространенный цвет (как подразумевает название вида) – определенный оттенок серого, с обильным вкраплением коричневого, рыжего, черного и белого оттенков, подмешанных в их густую многослойную шерсть. До пятидесяти процентов александровских волков имеют окрас темной фазы, переходящей в черный, как уголь, оттенок (опять же проявление того древнего собачье-волчьего гена-маркера, выделившегося, вероятно, в процессе естественного отбора в условиях тенистого дождевого леса). Так что окрас этого волка, возможно, указывал на местное происхождение, в то время как его размер говорил о том, что он родом из других мест.

Но если отбросить данные умозаключения, существует еще одна теория, объясняющая присутствие волка. В марте 2003 года еще один черный волк – беременная самка – была насмерть сбита такси, когда пересекала подъездную дорогу по леднику, менее чем в двух милях от нашего дома. Эта волчица, находившаяся теперь в витрине Визит-центра ледника Менденхолл, застывшая в окоченевшей, совсем не волчьей позе, со стеклянным взглядом, была, возможно, и даже вероятнее всего, его родственницей. Черный волк, которого мы видели, мог запросто остаться здесь, чтобы найти свою мать, сестру или партнера.

Но откуда бы он ни был родом, этот зверь предпочел ненадежное пристанище на окраине одного из аляскинских городов. За его спиной были горы и ледниковые поля, протянувшиеся через береговые хребты дальше, в глубь материковой Канады; север и юг на аляскинской стороне границы; труднодоступный, почти вертикальный прибрежный дождевой лес. Он мог выбрать любое направление и все же остался здесь, прильнув к стеклу, как ребенок, разглядывающий мир через окно, со всеми его странными видами, звуками и запахами: машинами и самолетами, коробками, полными людей, яркими огнями, шумной суматохой и нескончаемым лабиринтом асфальтовых дорог, залитых водой с прибрежной полосы. Он мог пойти практически куда угодно и никогда не встретить нас, если бы захотел.

Интересно устроен человек. Одно дело, когда у вас под боком бродят черные медведи, разоряя птичьи гнезда и разбрасывая отходы из незащищенных мусорных баков, подобно енотам. В Джуно, даже в центре города, черные медведи – настолько распространенное явление, что большинство местных жителей, конечно, всегда наготове, но едва ли они устраивают переполох, обнаружив косолапого на заднем крыльце. И чаще всего тянутся не к ружью, а к фотоаппарату. Редко кому приходит в голову звонить копам или в Департамент рыболовства и охоты. За всю историю существования Джуно я не нашел ни одного свидетельства о том, что кого-то поранил, а тем более покалечил черный медведь.

Бурые медведи – прибрежная разновидность гризли – намного более опасны, особенно если застать их врасплох, оказавшись совсем близко. Предыдущий хозяин Гаса, Ли Хагмайер, в конце 1950-х годов, будучи еще подростком, потерял зрение в результате нападения на него бурого медведя, случившегося всего в четырех милях от нашего дома. Однако местные снисходительно относятся к появлению мишек на границе с городом, когда их количество невелико. Две предыдущие осени медведица с медвежонком бродили в районе Дредж-Лейкс, не создав никаких проблем, за исключением попыток выпрашивать еду. При этом десятки людей с собаками ходили мимо этого места в течение дня, и никто не кричал и не объявлял о том, что люди вынуждены убить угрожавшего им медведя.

Этот всепроникающий ужас, похоже, внедрен в наше коллективное подсознательное еще с каких-то смутных незапамятных времен: они съедят нас. И не важно, что эта фобия построена больше на эмоциях, чем на фактах, и подогревают ее те, кто либо мало наблюдал за волками, либо вообще не имел такого опыта. Возможно, они видели волков лишь через прицел ружья или на конце цепи для капкана.

Однако, несмотря на наш собственный опыт общения с волками, следует признать: есть в них что-то такое, что запускает древний механизм коллективного психоза. Подобный рефлекс не мог взяться ниоткуда. Возможно, тысячелетие назад или даже раньше ситуация была другая. К этому страху добавлялась угроза экономического характера – тревога за тех существ, которых люди по праву считали своими: скот, домашние питомцы и животные, на которых мы охотимся, в том числе и из спортивного интереса.

Волки, эти безупречные хищники, символ первозданной, бескомпромиссной, дикой природы, и то, что мы называем цивилизацией, похоже, существуют в условиях взаимоисключающих обстоятельств. В нашем фольклоре и сказках множество добрых и любимых мишек – от Вини-Пуха до Йоги, однако среди волков таких персонажей не сыщешь. «Красная Шапочка», «Три поросенка» и другие подобные сказки, которые известны во всем мире – от Монтаны до Украины, изображают волков как злобных сущностей, подстерегающих вас, как в ночном кошмаре. Масла в огонь также подливали сомнительные байки о нападавших на людей стаях волков, преследовавших путешественников, хватавших детей, и все такое прочее. Это привело к тому, что ко времени появления в Америке первых колонистов волки на большей части территории Европы оказались на грани уничтожения. Дикая природа была темным, зловещим и пугающим местом, царством сатаны, а волки – его приспешниками. Неудивительно, что, осваивая и заселяя новый континент, наши предки принесли сюда все традиции Старого Света.

Когда Льюис и Кларк пересекали материк в начале девятнадцатого века, они обнаружили немыслимое множество копытных животных и волков, живших бок о бок с коренными охотниками-собирателями, которые скорее благоговели перед волками, чем проклинали их. Льюис и Кларк сами описывали неагрессивных волков, которых они встречали на Великих западных равнинах, и явно не видели в них угрозы человеческому существованию. Несмотря на толпы неискушенных первопроходцев, которые вскоре потекли в сторону Запада (наверняка стрелявших наугад в каждого встреченного ими волка), сообщений о нападавших или угрожавших людям волках было подозрительно мало, и это учитывая, что в тот период люди вели себя более чем бесцеремонно. Однако поскольку численность диких животных сокращалась – из-за охоты человека и потери естественной среды обитания, – некоторые из оставшихся волков стали питаться появившимся у людей домашним скотом.