– Не очень. Но мне явно не туда... Вирджил?

– Если полностью, то Вирджилия. И, слушайте, я вас на всякий случай провожу.

– Ты разве знаешь, куда мне надо?

– А вы сами знаете? И никто кроме вас не знает. Ничего, пустим в дело нюх.

Девочка плотно ухватила меня за руку и поволокла подальше от опасного места. Словно у нас под ногами горело.

– Слушай, а почему здесь полы такие тёплые?

– Добрыми намерениями вымощено, - она пожала плечами.
– Добрые дела, когда доходит до исполнения, мало кого согревают. Потому что выкраиваются не по фасону получателя, а по мерке того, кто произвёл.

Теперь на дверях вместо номеров поблёскивали картинки, но тоже непонятные.

– Выбирайте иероглиф.

– Как именно - тот, что позатейливей? Не понимаю. А если я не знаю, то, может быть, ты скажешь, где поинтереснее? И, пожалуй, с чего принято начинать.

– Принято, - повторила девочка с лёгким презрением.
– Ну ладно. На вашем месте я бы начала с одежды. Вон вы любите чёрное, а вас всю жизнь наряжали в серо-буро-малиновое, словно бы вас чёрное старит. Серость - это ведь не ваше.

– Бутик? Ателье?
– Вопрос о деньгах как-то перед нами не встал.

– Всё сразу.

И толкнула близлежащую створку.

Невозможно было представить такое множество оттенков чёрного, тем более назвать. Смоляное, антрацитовое, графитовое, эбонитовое, землистое, кремнёвое, воронова крыла, бычьей крови... и уже исчерпаешь язык. Говорят, мастерицы, что ткут бухарские ковры, могут различить и назвать пятьдесят и более оттенков красного - он тоже здесь присутствовал, оттого мне почудилось, будто меня завернули в ковёр, как царицу Клеопатру. Или то был шатёр кочевника.

Хозяйка, статная рыжекосая дама на возрасте, подошла с поклоном и любезностями:

– Рада помочь новому гостю. Извольте выбрать.

Тут передо мной возникли бесконечные ряды одеяний, чьи два ведущих цвета отливали всеми цветами радуги и роняли на стены и пол такие же отблески.

– Не трусьте, - Вирджилия несильно пихнула меня локтем под ребро, - ваше само под руку ляжет.

"В конце-то концов, здешнее разнообразие сводится к регулярности, как спряжение немецких глаголов, - пришло в голову.
– Трико-туника-плащ, длинное платье плюс пелерина, широкая блуза с шароварами и поверх них жакет".

Как-то интуитивно выбралось последнее: и практично, и легко влезать. Натянулось без особого труда, словно до того на мне ничего ровным счётом не было, и село как влитое. Кудри зашевелились на голове и стали расти, пока не достигли сборчатого воротника, плечи расправились, грудь вздохнула свободней, талия и живот втянулись.

– Носите на здоровье, - снова поклонилась хозяйка, провожая нас обеих до двери.
– И пусть моё мастерство сделает вас ещё краше.

Что за чудеса такие!

– Ваш наряд потому и ваш, что подгоняет под себя. Под истинный облик, - объяснила девочка, слегка посмеявшись над моей растерянностью.
– Не сравнить с идеалом, но, скажем так, выглядит неплохо. По одёжке, как ни крути, встречают.

– Где?

– Хотя бы в таверне с плясками. Это называется кафешантан или я что-то путаю?

– Наверное, слово устарело. Можно сказать "кабаре". А можно и не говорить.

Мы снова сели в лифт, который опять двинулся, причём в неясном направлении - почва ушла из-под ног, но тело набрякло тяжестью.

На полупрозрачных, как стрекозиное крыло, створках заведения кто-то нарисовал витраж по мотивам Тулуз-Лотрека: улыбки, обрамлённые пышными чепцами, каскад летучих оборок, приветственно помахивающие ноги в белых панталонах, чёрных чулках и башмачках на каблуке. При виде последнего мой взгляд оборотился на мои собственные туфли - они вроде как должны были остаться прежними, но незаметно для меня превратились в нечто средневековое. Ну, почти. Впоследствии многое появлялось, едва стоило о том подумать.

Едва мы вошли, как в лицо грянул полный Орфей с Оффенбахом. И, разумеется, пока мы искали свободный столик, на эстраде отбрыкивали разудалый канкан, выстреливая обутой ногой прямо в зрителя. Девушки были несколько более раздеты, чем на входной афише, но оборки вполне себе присутствовали. Кроме того, их черно-алые ряды были слегка разбавлены двумя или тремя кавалерами, которые помешивали варево длинными ложками худощавых тел. Что ввергало нас назад в Прекрасную Эпоху.

Не успели мы сесть за столик, который освободился как бы по волшебству, как нам уже подали меню и две тарелочки с рассыпными закусками, чтобы с приятностью провести время за чтением оного. Мои пальцы сами собой туда потянулись, но Вирджилия...

– Вы уверены? Есть поверье, что нельзя в царстве мёртвых есть пищу мёртвых, иначе останешься там навсегда.

– Если ты там, ты уже там, и тебе по сути всё равно, - произнесли мои губы независимо от меня. Ротовая полость уже была забита чем-то жутко вкусным - снаружи рассыпчатым, внутри тягучим, от чего вконец испортилась дикция. Когда мы справились с этим, подали горячее: подобие сладкого мяса моих детских лет, запечённого в горшочке с крышкой из теста, рыбу-фугу в полынном соусе и торт "Нараяма".