— Гокудера, ты что-нибудь о лошадях знаешь? — ни с того ни с сего спросил Ямамото курильщика.

— Побольше тебя, бейсбольный придурок, — бросил этот бяка с цыбулькой. Как она ему говорить-то не мешает, а?

— А правда, Гокудера, я тоже мало о лошадях знаю, — подал голос Тсунаёши. — Ты что-нибудь про разведение лошадей знаешь?

— В общих чертах, — вытек с линии атаки хитромудрый итальянец с примесью японской крови. Бугага, значит, мало чего он об этом знает! Знал бы — начал бы перечислять.

— Если интересно, в библиотеке на первом этаже очень много книг по этой тематике, — встряла я. Нечего мальчикам без девочек развлекаться… Ой, умри, яойное мышление! Я не о том.

— Спасибо, мы обязательно посмотрим, — кивнул Савада. Он серьезно? Походу, да — вон как смотрит на меня: для образа абсолютной решимости из аниме только пламени во лбу не хватает.

— Океюшки, — кивнула я и пошлепала дальше — к Рёхею. Мечник поплелся с нами, оставив орудие промысла в комнате. Кстати, песик из кухни вышел с нами, а вот в комнате его уже не оказалось. Спрятал няшку, бяка такая…

Вломившись к Сасагаве, я тут же начала застилать его постель, не глядя на то, как парень метался по комнате туда-сюда, о чем-то напряженно размышляя. Ну, ясно о чем — у него же это аршинными буквами на лбу написано! «Как мне попасть домой, к Киоко?!» Он мельтешил туда-сюда, и мне хотелось взять мухобойку и шлепнуть его по лбу — чтоб замер. Но я молча перестилала койку этого шизика с неуёмной энергией и вполуха слушала беседу Тсуны и Ямамото — они обсуждали вопрос, волновавший Сасагаву: «Что делать?» Его собрат: «Кто виноват?» — не поднимался, а жаль, ибо я в трансе — что могло произойти такого, что все они погибли?! Жуть какая… Домучив койку Сасагавы, я, сглотнув и мысленно приготовившись к шумовым повреждениям моих ушных раковин, поперлась к Скуало. Таблички «штормовое предупреждение» на его двери не хватает, ага… И берушей мне в уши. Хотя терпимо. Или я уже начинаю привыкать?

Постучавшись и получив в ответ: «Что?!» — я вломилась в комнату. Скуало сидел на кровати и каким-то странным, пустым взглядом смотрел на картину. Морской пейзаж Айвазовского «Девятый вал» накрепко приковал его внимание. Вау, как Тсуна с комнатой-то угадал… А вот у Ямамото — натюрморт. С яблоками, виноградом и прочей белибердой. Лучше б там суши, правда, нарисованы были — больше в тему было бы. Гокудере же достался Шишкин, «Утро в сосновом лесу» — будет просыпаться и каваиться на медвежат, нервы успокаивая. Если он способен на такое, конечно… У Рёхея же висит вообще нечто — «Девочка на шаре» Пикассо. Помнится, предки даже спорили, стоит ее покупать или нет, отец настоял на затаривании сим безобразием, а маман объявила мне, что ноги ее в той комнате не будет (хотя убиралась-то всё равно я, так что угроза была не смертельна). А вообще понимаю ее порыв: кубизм Пикассо и на репродукции в транс вгоняет! Бедный Сасагава…

— Мне постель застелить надо, не встанете? — осторожно спросила я и, поймав разраженный взгляд Акулки Варии, имела сомнительное счастье получить нары нашего убивца в свое полное распоряжение. Быстренько заправив койку, я слиняла, заявив: «Приятно отдохнуть», — и получив в ответ: «Проваливай уже, мусор!»

Как ласково, прям слов нет, одни эмоции. Ну и ладно, пофиг. Что с меня, убудет, что ли, если он меня обзовет? Нет, не сахарная, не растаю. Пусть обзывается, раз привык. Самовыражается дитятко, к чему мешать? Эх, неведомо ему, что грубость людей не красит, а в России есть поговорка: «Кто так обзывается, тот сам так называется». Н-да. Хотя кто-кто, а Скуало — точно не мусор. Он хоть и шизик, но шизик с принципами, и за это я его безмерно уважаю…

Я по очереди застелила кровати во всех пустых комнатах, а мафиози, за исключением Скуало, шлялись за мной, как бычки на веревочке, ибо за мной таскался Тсуна и расспрашивал меня о нашем мире. Оказалось, политическая ситуация и прочие радости жизни в наших мирах абсолютно совпадали, вот только мафии у нас не существовало, ну, такой как у них, да магии не было, а в остальном — один в один. Тсуна удивлялся и расстраивался из-за того, что у них мафия таки есть, хотя не явно — вскользь, и я подумала, что хоть он и смирился с ролью босса, не очень-то ей рад. Бедный, давят все на него… Сделали из хомяка тигра и гоняют по цирковой арене! А ведь он не любит драки, кровь, боль и слезы… Но лучше так, чем если бы боссом Занзас стал! Того вообще надо его собственным Пламенем Ярости подпалить за то, что он Акулу предал. Хотя персонаж, конечно, яркий и запоминающийся, что уж говорить… Но я, наверное, просто придираюсь: кто же их знает, какие они в жизни? Про Занзаса истина мне не откроется никогда, а вот про остальных, надеюсь, у меня будет шанс узнать то, чего из манги не узнаешь — каковы эти граждане в общении. И я не хочу упускать этот шанс. Хотя, если честно, на душе у меня неспокойно, ой как неспокойно…

====== 3) Брожу по лезвию ножа и радуюсь. Точно неадекват... ======

«Доброта — защитная реакция юмора на трагическую бессмысленность судьбы». (Уильям Сомерсет Моэм)

Я как раз домучивала койко-место тумана Вонголы, он же Рокудо Мукуро, он же Ананасовая Фея по классификации его ученика, Франа, когда в комнату заплыл этот самый Фей.

— Ку-фу-фу, что же за мной послали собаку, а не пришли? — вопросил этот гаврик.

— Обедали, — холодно бросила я.

— А покормить голодного иллюзиониста?

— У нас все сами «кормятся», — пожала плечами я. — С ложечки никто кормить не будет. Вы же умеете плитой пользоваться? На ней борщ, овощи, курица, на столе суши, выбирайте. Микроволновки нет, но и духовка сойдет с горчичкой.

— Хм, как поменялось отношение! — озадачился Туманный Альбион моей хаты. — Неужто слова моего ученика так повлияли?

Н-да, какое счастье, что Фран в учителя не пошел, а!

— Нет, — пожала плечами я. — Я просто спокойно с Вами говорю, как и во время нашего знакомства. Не хамлю, не грублю, гадости не говорю.