– Ты чего скис, дорогой мой? Я с тобой разговариваю, а ты не реагируешь...
– Вера внимательно посмотрела на мужчину, - тебе привет от бабули. Сердечный. Весьма.

Она продолжала вглядываться в лицо Андрея.

– Да, спасибо.

– Хм, "спасибо". О тебе все больше, между прочим, расспрашивала. Коварный ты тип, фельдмаршал!

– Ерунда, - вновь рассеяно ответил он.

– Нет, нет, давай чуть поболтаем. Любишь ты ускользать от гендерных вопросов.

– Я боюсь пошлости, нечаянной. Как вот он, - мужчина указал на памятник.

Вера не обратила внимания на его слова и продолжила:

– Я понимаю: такие яркие мужчины...

– Я не яркий.

– ...интересные и глубокие мужчины должны нравиться, у бабули все перегорело и ты для нее среди лучших образов из памяти. А вот почему у тебя "наглухо застегнута шинель" как у этого Чехова?

– Неправда. Я люблю женщин, - улыбнулся наконец-то Андрей Петрович, - точнее, меня бодрят и вдохновляют их, скажем так, добросердечные проявления в мой адрес.

– Это-то ясно. Всем мужикам не старше ста нравятся молодые женщины,особенно двадцатилетние. Я не об этом...

– Не хитри, "жёнушка". Я понимаю, что тебя интересует. Отвечаю: следуя строгим математическим законам, сорокалетние женщины в два раза привлекательнее для мужчин моего возраста, чем восьмидесятилетние.

– Это ты хитришь!
– уже совсем обидчиво проговорила женщина. Хотя, может быть, не обидчиво, а просто капризно, по-женски.

– Ты очень красивая и необыкновенная женщина, - тихо и серьезно сказал мужчина, но тут же лукаво добавил, - тем более: сорок- среднее геометрическое из 20 и 80.

– Спасибо!
– как будто освободившись от груза неизвестности весело воскликнула Вера, - что ты хотел мне рассказать о нем?
– она указала на Антона Павловича.

– Да, собственно, я уже сказал. Он не любил и очень боялся банальностей. И в искусстве, и в отношениях с женщинами. Он бы, например, вместо тех слов, что я сказал тебе, скромно заметил (как у него было с Ликой): "Приезжайте, крыжовник уже поспел".

– Очень поэтично и вдохновенно! Любая вспыхнет страстью и полетит! Не верю!
– Вера вдруг снова раздражилась, - ему следовало хотя бы поднять руки навстречу парящей к нему чайки, а не скорбеть над ее мертвым телом.

Андрей задумался: "Может быть, может...Часто пошлостью оплачивается открытие глубин чувственности, не умещающихся в голове обывателя. Ведь пошлость - не о чем ты думаешь и пишешь, а как ты это умеешь делать. И тут уйти от пошлости может помочь или высочайшее умение чувствовать меру, или отрешенность и от "великого", и от "низменного". Толстой усматривал пошлость в трагедиях Шекспира, а некая креативная дамочка усматривает пошлость в поведении мужа-ревнивца в "Крейцеровой сонате". А уж если о чувственности пишут не Толстой или Набоков..."

– Ты что, опять думаешь о своем "крыжовнике"?
– злилась женщина, - поверь женщине среднегеометрического возраста: в таких раздумьях "крыжовник" не созреет никогда, а созреет - птицы склюют! Совсем чужие!

– Наверное... непременно склюют...
– промямлил мужчина.

– Вот что, дорогой: давай сейчас возьмем такси, по пути домой купим в какой-нибудь лавке "выпить-закусить". В гостиницу! Вечер в домашнем кругу объявлен!

Менее чем через час Андрей Петрович наслаждался теплой душистой ванной. Выйдя, он надел домашний костюм, достал из двух больших пакетов продукты и бутылки, поставил на стол и крикнул Верочку:

– Давай ужинать, Снежная Королева.

Сверху раздался её голос:

– Будь добр, сними и принеси мне наверх большое зеркало из твоей ванной комнаты.

– Зачем?
– насторожился мужчина.

– Надо.

Андрей тащил тяжелое большое круглое зеркало по лестнице и пытался шутить:

– Ты, как Архимед, хочешь сжечь корабли в порту?

Что-то кольнуло в груди. Может, от тяжелого подъема?

– Куда прикажете?

– Вот сюда, - она указала на кровать.

Одеяло было сброшено. Молодая женщина тоже была в белом домашнем очень красивом костюме с вышитым красным текстом по-английски через грудь и спину.

– Помоги, - попросила Андрея, доставая из чемодана ноутбук, карманный принтер, бумагу и какой-то странный набор предметов.

– А ужин?
– изумился Андрей, понимая, что зря он "напрягался" с "крыжовником".

– Извини, Андрей, позже. Мне в голову пришла гениальная идея, я вся в нетерпении, - и вдруг, подняв глаза на мужчину, добавила, - все женщины непредсказуемы, дуры одним словом.

Она показала мужчине, как распечатать те документы, что они пересняли в библиотеке, а сама с сосредоточенным видом стала сооружать из набора нечто, напоминающее трехэтажную вазу для десерта или составленные вертикально восточные зонтики.