Он прошел к столу, поставил сумку и начал деловито проверять телефонный аппарат.

– Все же гложут сомнения, - сумрачно призналась Катрин.

– У тебя к мальчику предубеждение, - обиделась оборотень.

– У меня предубеждения четко направленного характера. Давай о свадьбе сейчас не будем, в конце концов, у Китти своя мать имеется, мой голос не решающий...

– Вот именно! А ты все про свадьбу, да про свадьбу. Время ли нынче ваше ретроградное долинное мещанство проявлять?! У нас Федя газы вывозит, штабс в Зимнем, мы с тобой сейчас срочно отбываем, а кто на связи останется? Нельзя же отдел без присмотра бросать, нам такое безобразие живо на вид поставят. Вот Гру на телефоне посидит, не развалится.

– Ну, - меланхолично откликнулся новоиспеченный телефонист и принялся прибирать на столе.

– Собственно, а куда мы едем?
– поинтересовалась Катрин.

– Как куда?! Я же говорю - они - Пришлые, с хитрыми планами, каверзами и повышенным коварством. Ты об Ильиче думаешь?! Он же на острие удара, они его координаты знают. Бери оба пистоля и погнали.

– Но они могли Ленина раньше убрать, - возразила Катрин, пряча под жакет второй маузер.

– Ты его попробуй, поймай, если "раньше". Точных сведений по перемещению вождя практически нет. Полагаю, они его на совещании у Калинина пытались перехватить и ликвидировать, но не срослось. А теперь однозначная точка рандеву: "около 20:00 Владимир Ильич оставил записку "Ушел туда, куда Вы не хотели, чтобы я уходил" и покинул свою последнюю конспиративную квартиру на Сердобольской", - товарищ Островитянская глянула на часики.
– Поехали-поехали, вдруг они на Сердобольскую раньше графика вздумают заявиться. И выйдет такое позорное пятно на моей репутации, что хоть на Лагуну не возвращайся.

Шпионки поспешно спустились к машине.

– Куда?
– спросил неизменно готовый к подвигам Колька.

– На Сердобольскую. Нас высадишь на ходу и обратно, чтоб не отсвечивал. Там опасно.

– А когда вы мне револьвер выдадите?
– поинтересовался шофер, нажимая на газ.

– Куда тебе револьвер?
– застонала, вжимаясь в сиденье, Катрин.
– Ты и так в Питере самый опасный человек.

Впрочем, до места домчались благополучно. Шпионки спрыгнули в темном, бесфонарном месте, "лорин", взрыкнул, прибавил хода и сгинул во тьме.

– Вон он дом номер один, четвертый этаж, направо. А вон водосточная труба, которую Ильич за запасной выход считал, - указала оборотень.

– Да, рисково. А ты что, бывала тут?

– Условно говоря, вчера заскакивала. Занесла скарских лимонов к чаю, познакомилась еще раз, проверила обстановку.

Задавать уточняющие вопросы было довольно бессмысленно - когда ход событий ускорялся, Лоуд действовала с присущей ей решительностью и воистину гениальной профессорской алогичностью. Безумный земноводный профессор-марксист - мечта Голливуда.

На лестнице Катрин все же спросила:

– Отчего ты тогда вождя не предупредила заранее? Сменил бы конспиративную квартиру, мы бы высунув языки не бегали...

– Ты прямо как ребенок, - с некоторым раздражением высказала оборотень.
– Он бы ушел, а после мы бы вообще концов не нашли. Как можно контролировать ситуацию, когда не знаешь, что и где происходит? Его вообще в Смольный пускать нельзя. Взрывчатку мы выковыряли, но возможны и иные сюрпризы. Пришлым точно известно, что пришел он в штаб революции "около 22 часов". Осознают, что с газово-вышибным взрывом не вышло, отчаятся. Подойдут, да в печень браунинг разрядят. Нет, так дело не пойдет. Слушай, а как ты вообще к Ильичу относишься?

– Ты же знаешь. С одной стороны я звездочку с его изображением на груди носила, и это были не худшие мои детские годы. С другой стороны...

– Экая ты многосторонняя, Светлоледя. Но насчет октябрятского детства, это да, тут я завидую. Вот куда угодно могу попасть, но опытное, пожившее, земноводное, грызущее ручку за школьной партой, это уж абсолютный нонсенс. Не видать мне счастливых детских годов, не кричать "всегда готов!", не дудеть радостно в горн на совете отряда, - вздохнула профессор.
– Заходим!

Условный стук, после паузы дверь открылась...

– Здравствуйте. Владимир Ильич!
– сказала Лоуд, обретшая строгий вид и круглые очки на носу.
– Сопровождение скоро будет, а пока мы заскочили, обстановку глянуть. Это вот товарищ Мезина - очень опытный связник. У меня на подхвате работает.

Конечно, товарищ Ленин оказался совершенно не таким как в книжках и кино - бритый, безбородый, в густоволосом парике, определенно нервничающий, порывающийся идти в штаб немедленно. Но все-таки это был он, просто еще не решивший замереть вечным профилем на штампованном алюминии значков, глянцевых грамот и алых вымпелов победителей соцсоревнований. О пулеметчиках в городе и обстановке, он, кстати, был осведомлен исчерпывающе. А пожимая руку, глянул на незнакомую визитершу жизненно - с нормальным интересом.

Товарищ Островитянская извлекла кулек с лимонными пряниками, и они с вождем пошли пить чай в гостиную и дожидаться охраны. Катрин была направлена в маленькую комнатку на "отдохнуть". Мять хозяйскую кровать показалось делом невоспитанным, шпионка прилегла на скрипучий диванчик, явно не рассчитанный на рослых "опытных связников". Катрин сунула под блекло вышитую подушечку один из маузеров и закрыла глаза.

Из гостиной доносились приглушенный разговор - Ленин действительно чуть картавил, но говорил очень четко и ясно. Возможно, в этом голосе и скрывалась тайна обаяния вождя мирового пролетариата? Чуть покачивался желтый свет абажура, едва попадающий в неплотно прикрытую дверь, сквозь оконное стекло донесся далекий винтовочный выстрел. В гостиной говорили о ликвидации безграмотности. Катрин подумала, что жизнь довольно странная штука и задремала.