— Не обманывай себя, — ответила Халима, — люди тадамана есть и в Европе. А оскорбленный в своем тщеславии аль-Хуссейн не остановится перед тем, чтобы в поисках нас обшарить пол-Европы. Он умеет пользоваться услугами людей, которые ни его имени, ни адреса не знают, и он не остановится перед убийством. Аль-Хуссейн знает множество ухищрений, чтобы оградить от подозрений и опасности себя самого. За зеркалом в его спальне я обнаружила потайную дверь, ведущую к пожарной лестнице. В любое время он может скрыться по ней. Скорее всего, он боится мести за все свои темные дела. Мне он ничего не рассказывал об этом ходе.

— Но ведь именно его темные делишки свели нас вместе!

— Я знаю, — ответила Халима.

Омар смотрел на закрытые ставни, сквозь щели которых пробивались лучи заходившего солнца, освещавшие облака пыли в тесной комнатке. Он думал. Казалось, вся страна ополчилась против них. Чувство бессилия охватило его, но он скорее бы откусил себе язык, чем рассказал о нем в ответ на вопросительный взгляд Халимы. Он восхищался этой женщиной, думая о том, как спокойно она говорила о страданиях, наполнявших ее жизнь, не жалея себя и не прося его благодарности. Омар почти стеснялся своей нерешительности.

Халима будто прочла его мысли, взяла его за руку, избегая все же смотреть в глаза, чтобы не смутить его, и Омар почувствовал благодарность за ее жест. В течение последовавшего далее разговора они старались говорить только о мелочах, будто бы пытаясь отрешиться от тяжести их положения. Внезапно Халима спросила, как ему удалось найти ее. Омар рассказал о рисунке, который оставил его товарищ Нагиб эк-Касар на столе в комнате и по которому он, Омар, нашел ее дом после того, как тот не появился в течение нескольких дней.

— Нагиб эк-Касар? — Халима недоверчиво взглянула на него. Затем она тряхнула головой и начала рассказывать, что ее муж аль-Хуссейн схватил эк-Касара и с несколькими спутниками отправился в Луксор на поиски друга эк-Касара.

— Его друг — это я, — спокойно сказал Омар.

— Я уже поняла это, — ответила Халима.

— Чего он хочет от меня?

— Аль-Хуссейн утверждает, что ты обманул его, украв товар из последней поставки опиума из Судана.

— Но ты же ему не веришь?

— И все же?

— Во имя Аллаха, это не так, — воскликнул Омар. — Мы вместе отправились в Асуан, чтобы выполнить задание аль-Хуссейна, но в Луксоре наши пути разошлись. С тех пор я не видел Нагиба.

— Как бы то ни было, аль-Хуссейн теперь охотится за тобой.

Юсуф, слуга, покашливая, поднялся по лестнице. На полпути он остановился и тихо сказал:

— Госпожа, пора!

Халима больше прежнего желала придерживаться обычного распорядка дня. Только так она могла быть уверена, что не вызовет подозрений.

Поэтому их прощание было коротким, почти холодным; но Халима пообещала вернуться на следующий день в то же время.

Положение, в котором оказался Омар, не могло быть более запутанным и безвыходным, и не было бы ничего странного, если бы Омар впал в отчаяние. Но он успел усвоить, что именно отчаяние и бессилие мобилизуют скрытые силы и укрепляют дух для совершения единственно верного поступка.

Тадаман, которому Омар был обязан жизнью, становился тем ненавистнее ему, чем больше он узнавал о деятельности и членах организации. Сад Заглул мог быть достойным уважения человеком. Британцы выслали его как предводителя египетских националистов сначала на Сицилию, затем на Сейшельские острова. И приверженцы его партии тоже, вероятно, были людьми достойными. Но среди экстремистов, принадлежавших к тадаману и действовавших в основном совершая вооруженные налеты, было множество подозрительных личностей и криминальных элементов, интересовавшихся только личной выгодой и готовых войти в организацию лишь для ее достижения.

Основой организации была анонимность ее членов. Лишь немногие знали их имена, не будучи при этом знакомы с иерархией и не зная, кто в ней старший. Неизвестен был и глава организации, неясно было, кому повиноваться. Но именно на такой неопределенности членов и основывалась организация.

Омар, конечно, знал, что его жизнь и яйца выеденного стоить не будет, если он теперь покинет организацию, столь непреднамеренно принявшую его в свои ряды. Перед ним стояла дилемма: должен ли он встретиться с аль-Хуссейном, сделав вид, что ничего не знает, или лучше на время исчезнуть, ожидая, пока для них с Халимой не представится возможность бежать.

Если он скроется, то аль-Хуссейн будет искать его и не успокоится, пока не найдет, так как исчезновение однозначно будет расценено как признание вины. Если же он начнет оправдываться, все уверения в том, что он не имеет отношения к исчезновению опиума, аль-Хуссейн пропустит мимо ушей. К тому же существовала опасность, что аль-Хуссейн разоблачит Омара, потому что до сих пор, видимо, он не догадывался, что Омар — это тот мальчик, благодаря которому он получил Халиму. Они не встречались тогда, когда Омар стал жертвой ошибки. Он не знал, слышал ли аль-Хуссейн его имя, а причину, по которой Халима, так настойчиво отклонявшая его ухаживания, согласилась выйти замуж, он наверняка давно забыл. Аль-Хуссейн не был человеком, привязанным к своему прошлому, и не в его характере было задумываться о том, что осуществилось согласно его желаниям. В чем он резко отличался от Омара.